У меня никогда не получалось влиять на нее. Никогда. Иногда мне кажется, что именно она на меня влияет. Чаще в хорошую, но иногда и в плохую сторону.
Мы летим, как Магеллан, по отшлифованному шоссе. Белкин почти присосался к Мери, а Секир с завистью раздевает их своими глазищами.
Мне все равно. Меня дома ждет Лиза.
Смелый водила нарушает правила почти на каждом перекрестке. На спидометре зашкаливает за все возможные допустимые скоростные лимиты. Мне все равно. Меня ждет она, а значит, ничего катастрофического с нами не случится. Точнее со мной, а на тех двоих полудурков и княжну Мери мне наплевать, как впрочем, и на водителя. И он мне совершенно не симпатичен: овальный хмырь с грязной щетиной, из ноздрей потягивает дешевыми папиросами, а из рубахи трехдневным потом. Вот и вся лепота. Благо кондиционер в этой тачке исправный.
Между тем Секир напоминает водиле, чтоб тот не забыл подбросить меня. Я указываю точный адресат, несколько раз повторяя его, чтоб бдительная память водителя не дала осечки. Кружить несколько часов по кольцевой и вбирать себя запахи пьяных в хлам компаньонов, острый Шанель номер пять проститутки и перегар командира мне не доставит никакого кайфа. Поэтому я тороплю водилу, указывая пьяными жестами, как быстрее добраться. Водитель – хороший мальчик, прислушивается к моим советам. Не перечит и не указывает, кто здесь король дороги. Похвально. Беру свои слова обратно. Все-таки неплохой малый этот метр баранки. Я спросил его имя и узнал, что его зовут Темыч. Так просто. Ни имени, ни фамилии. Ни клички. Темыч он и есть Темыч – одно безымянное отчество. Не приходится напрягать извилины для запоминания. С какой стати мне помнить его?! Кретинизм. Все они Темычи, Михалычи и Коляны. Редко кто представится полностью, а я никогда и не спрашивал, никогда не испытывая симпатии к этим сомнительным людям, но на фоне Белкина и Секира этот трезвый осанистый жердяй становился примером для подражания. В наше сложное время – большая редкость. И за что я так идеализирую его? Не за что. Просто убиваю время.
Следом я обещаю премию Темычу, если мы уложимся в полчаса. Тот широко улыбается, поднимая монгольские скулы, и давит на газ. Условный рефлекс в действии. Предусмотрительно проверяю карманы. Счетчик в этом говно лимузине отсутствует. Но я и раньше недолюбливал счетчики, и на заказных драндулетах ездил редко. Все больше на своей. Моя новенькая Маздочка ждет меня на стоянке. Завтра я навещу мою девочку. Я очень люблю ее, почти как Лизу, но Лизу все-таки больше, хоть она старше и выглядит не так чудесно и не так убедительно, как моя юная «Mazda 6».
В Лизе это не главное. Что я испытываю к ней, нельзя объяснить словами. Лизу необходимо чувствовать. Каждый день, каждый час, каждую минуту, секунду за секундой проглатывая ее. Проглатывая целиком, как невесомые мыльные пузыри. Невыносимо. Я снова думаю о ней – это невыносимое колдовство, это наваждение. Я думаю о ней, а думает ли она? Обо мне? Она любит меня? – конечно. Изменяла ли она мне? Думаю – нет. Изменял ли я ей – нет! Но трахал фанаток Билана в концертных гримерках? –
