отряды (полки, дивизии, шайки, банды) фанатиков, героев, удальцов и подонков. И шли воевать – с кем угодно, под знаменами всех цветов ради ненасытной жажды приключений».
И не только приключений – и плотник Чапаев, и агроном Булахович вполне серьезно примеривались к наполеоновской короне…
Но как же могло случиться, что все-таки книжники и канцеляристы вроде Ленина, Троцкого, а затем и Сталина вновь загнали этих одержимых, подсевших на безумство храбрых обратно в государственное ярмо, а кого и за кордон или даже на тот свет? Победили те, кто служил общей, а не личной сказке, общей, а не личной мечте.
Иконников-Галицкий, правда, извлекает из своей эпопеи другой, не менее важный урок: «Страх перед общей погибелью – залог спасения». «Начало премудрости – страх Господень» – этими словами завершаются «Три цвета знамени». И если это единственный путь к премудрости, то, боюсь, мир никогда ее не обретет, ибо Господь слишком уж ненавязчиво обозначает свое присутствие в мире. Чтобы его глас расслышали скептики и безумцы, он должен греметь из грозы и бури, говорить языком чудес и казней не человеческих, но египетских, чтобы не оставалось возможности видеть в социальных извержениях вечные и неустранимые протуберанцы термоядерного человеческого духа. Настолько ужасающего, что с меня было бы довольно, если бы мы научились страшиться хотя бы тех чудовищ, которые живут среди нас и в нас самих.
И не пытались использовать термоядерные выбросы в политических целях.
Сборник «Социальные последствия войн и конфликтов XX века: историческая память» (М.; СПб., 2014) посвящен небольшому народу – словакам, но человеческая природа проступает в их истории отчетливо, как в лабораторном образце. Оказывается, уже в 1914 году чешские и словацкие националисты пытались и отчасти даже преуспели в том, чтобы сколотить из пленных чехов и словаков «русские легионы» для борьбы с Австро-Венгерской империей – этакое движение панславизма снизу. Будущее славянское единство представало в этой грезе туманным – не то единое государство, не то федеративный союз, главное – Россия должна «переносить всю тяжесть эгоистического отношения других государств к ее высокой освободительной миссии» (Светозар Ваянский). Это притом что все страны Антанты относились к возможности распада монархии Габсбургов с большой опаской, и, хотя логика войны заставляла видеть в чешских легионах горючий материал для разжигания мятежа в австро-венгерском тылу, в конце концов «позиции лидеров чешского освободительного движения и российского правительства оказались прямо противоположными».
Главный признак национализма – эгоцентризм: в чешской и словацкой исторической литературе Россия впоследствии обвинялась в непонимании стратегических задач «братских народов»; «вопрос о том, насколько приемлемы, правомерны (особенно в свете международных обязательств России) и безопасны для страны были предлагавшиеся проекты,
