ьно отстроил Москву в 1156 году (во всяком случае – приказал возвести стены московской крепости, прообраза будущего Кремля), большинство современных жителей Первопрестольной наверняка и не помнят. (А учитывая кризис нашего среднего образования, молодое поколение и вообще не знает.)
Современная икона князя Андрея Боголюбского
А ведь именно Андрей Юрьевич Боголюбский первым начал долгий путь по возвышению Северо-Восточной Руси. По превращению ее в будущую Великую Россию. И по умалению старой Киевской Руси, за внешние атрибуты которой так косно держался его отец.
Реконструкция облика князя Андрея Боголюбского, подготовленная М. М. Герасимовым
Андрей Боголюбский был признан великим князем, сидя не в Киеве, даже не в Ростове или Владимире, а в своем городе-замке Боголюбове.
Он стал первым реальным самовластцем на Руси, показав, что отныне в политике все решает политическое, экономическое и духовное влияние конкретной русской земли, а не просто власть над городищем на Днепре.
Когда рушилось старое единство русских земель, он заложил основу для будущего их единения.
Но не там, где месту уже явно «бысть пусту», а там, где концентрировались пробуждающиеся силы нового государства – во Владимиро-Суздальской земле.
Князь Андрей Юрьевич Боголюбский сделал многое для реального подъема Северо-Восточной Руси, для ее превращения в самое могущественное из удельных княжеств. Для того чтобы отсюда, после монгольского погрома, стало возрождаться новое, еще более могущественное русское государство.
И при всем этом про его жизнь мы знаем очень немногое. Как отметил создатель самой, пожалуй, скрупулезной биографии князя, современный российский историк А. Карпов: «В сущности, мы знаем о князе ничтожно мало».
Впрочем, «мало» не значит «совсем ничего». Из летописных сказаний и со страниц поздних житий перед нами все же встает образ одного из самых замечательных и могущественных князей удельного периода в истории Руси. К тому же образцового православного христианина.
Это образ человека, который и своей жизнью, и своей мученической кончиной, и посмертными чудесами, без сомнения, заслужил канонизации и почитания в качестве святого.
В источниках князь Андрей Юрьевич Боголюбский предстает фигурой воистину шекспировского масштаба.
И по объему сделанного, и по глубокой противоречивости образа.
В нем сочеталось как бы несколько человек, по-разному проявлявших себя в разных обстоятельствах. И в разное время.
Почтительный сын и бесстрашный кавалерист-рубака – в юности.
Рачительный хозяин и мастер политических интриг – в зрелости.
До старости он, увы, не дожил…
Князь Андрей одновременно мог быть воплощением настоящего христианина, готового общаться с прокаженными и одаривать нищих. И в то же самое время планировать коалиционную войну против Киева или Новгорода, понимая, что ее будут сопровождать «эксцессы» вроде разорения монастырей или уничтожения целых сел.
Но при этом в его политике не было расчетливого цинизма, как, например, у Людовика XI.
Великий князь Владимир Всеволодович. Портрет из царского титулярника. 1672 г.
Андрей Юрьевич Боголюбский делал то, что искренне считал полезным для Руси.
Другое дело, что для него истинная Русь, его Русь схлопнулась до размеров Владимиро-Суздальского княжества. Смоленщина и Рязанщина были его предпольем, Новгородчина – покоряемой территорией, а Киев…
Киев вовсе не вожделенным главным троном Руси, а скорее враждебным городом, готовым в любой момент усилить главных врагов Суздальщины – «западенских» князей.
Вражда между крайними полюсами тогдашнего Русского мира – Северо-Востоком и Юго-Западом, – проявившаяся еще при Юрии Долгоруком, только разрослась при Андрее Боголюбском.
Историческое и политическое чутье Андрея Юрьевича вызывает искреннее удивление.
Он уже в середине двенадцатого века осознал, как неминуемо расходятся пути восточнославянского Запада и Востока. Осознал, что новая держава будет строиться в его родных, ростово-суздальских местах.
А противостоять ей будут подкарпатские князья, упорно ненавидящие своих бывших братьев.
Катастрофическое татаро-монгольское нашествие лишь смешало четкость этого противостояния, помешало ему развиться в возможную столетнюю войну между Востоком и Западом. (Впоследствии эта война все равно разразилась, но вмешательство литовцев и поляков превратило ее из внутренней
