финно-угорскими и летто-литовскими племенами, не знавшими государственности. Это облегчало вторжения на их территорию более сильных и организованных соседей.
Русь, по образному выражению В. О. Ключевского, была «страной колонизующейся». Восточнославянская колонизация Восточно-Европейской равнины, начатая еще в VII в., к концу XII – началу XIII вв. продолжилась расширением полоцких и новгородско-псковских владений в прибалтийских летто-литовских и финно-угорских областях. Еще Ярослав Мудрый, великий киевский князь (1019–1054), сумел присоединить к Руси ятвягов, а за Чудским озером в земле эстов поставить русскую крепость Юрьев[1] (ныне Тарту). Чуть позже новгородцы и псковичи взяли под свой контроль все течение рек Невы и Ижоры, а полоцкие князья контролировали торговый путь по Западной Двине и брали дань с окрестного коренного населения.
Одновременно из Скандинавии в прибалтийский регион шли варяги. С момента рождения скандинавских королевств это движение приобрело форму шведской, норвежской и датской экспансии. В конце XII – начале XIII вв. в Прибалтике появился еще один «новый игрок» – крестоносцы. Они были представлены в землях пруссов Тевтонским орденом, а в землях ливов, земгалов и эстов Орденом меченосцев,[2] ставшим впоследствии (с 1237 г.) филиалом тевтонов и известном далее как Ливонский орден. Являясь конкурентами, скандинавские государства и крестоносцы находились в сложных отношениях. Особые интересы имела в Прибалтике еще и Папская курия. Она пыталась придать разнородной западной экспансии объединяющее начало: религиозно-миссионерский смысл, и одновременно выступала посредником в спорах Рижского архиепископа с крестоносцами, крестоносцев с датским королем и т. д.
И все эти западные претенденты на владычество в Прибалтике противостояли русскому присутствию. Причем если давняя конкуренция русских со скандинавами в регионе носила прежде всего характер борьбы за сферы влияния, определения государственно-территориальных границ, то в столкновениях с крестоносцами остро стоял еще и религиозный вопрос. Обе стороны воспринимали друг друга как схизматиков и еретиков, что, безусловно, ожесточало конфликт.
Экспансия «божьих рыцарей» была для Новгорода, Пскова и Полоцка более опасной по сравнению со скандинавской, ввиду того, что все ордена осваивали земли эстов, ливов и других прибалтийских народов, куда более интенсивно нежели скандинавы. Те подобно великим киевским князьям, а потом новгородцам, псковичам и полочанам долгое время довольствовались сбором дани с покоренных племен. Шведы надолго завязли в Финляндии. Крестоносцы же сразу укоренялись в завоеванных владениях. Они строили замки и города, населяли их германскими переселенцами. Немецкие крестьяне, оруженосцы и рыцари наводнили сельскую округу, превращая коренных жителей в зависимое крестьянство. Этот немецкий «натиск на восток» получил поддержку германских императоров, ибо был удачным способом избавиться от избыточного населения, порождающего в
«В лето 6528-го. Ходил Ярослав Володимерич из Новагорода на Чюдь, и победи, и постави град Юрьев в свое имя» (Псковские летописи. М., 1955. Вып. 2. С. 75). Предполагают, что поводом к походу Ярослава могло послужить то обстоятельство, что эсты приняли сторону Канута, короля Дании и Англии, противник которого Олаф Толстый, король Норвегии, получил помощь от Ярослава.
Братство воинов Христа (лат. Fratres militiæ Christi de Livonia) основано в 1202 г. Дитрихом, братом рижского епископа Альберта фон Буксгевдена. Другое название братства – Орден меченосцев (нем. Schwertbrüderorden) – произошло от эмблемы рыцарей. Они носили на белых плащах изображение красного меча и мальтийского креста. В отличие от крупных духовно-рыцарских орденов, меченосцы сохраняли номинальную зависимость от рижского епископа. 1/3 завоеванной ими земли отходила епископу.
