запахло жареным мясом и какими-то специями. У Алексея даже слюнки потекли, и он подумал, что здесь недолго и растолстеть. На его «спасибо» Семен удивленно поднял брови, поклонился и отступил к двери, замерев с перекинутым через руку полотенцем.
– Ну, что новенького в нашей столице? – обратился Сен-Жермен к старому слуге. – Ты, я знаю, любишь всякие сплетни собирать.
– Дык много всякого-разного случилось, с чего начать-то – и не знаю… – задумчиво протянул Семен. – Вот дворец графу Разумовскому все строят. Правда, уж думаю, недолго осталось. Из самой Италии какого-то именитого мастера Растрельева пригласили.
– Растрелли, – поправил дядьку граф.
– Дык, я и говорю, Растрельева.
Сен-Жермен хмыкнул и махнул рукой – продолжай, мол. Семен обстоятельно рассказал, что в трапезной Троицкой церкви завелась кикимора. Она стучала, разбрасывала свечи и задувала лампады. Этим утром ее видел дьякон Федосеев и даже гонялся за ней с кадилом, но не поймал. Это и неудивительно, так как дьякон, как всегда, был с похмелья. А на берегу Кронверкского пролива видели призрак утопленника, который выл, плевался, ругался матерно и пугал поздних прохожих.
– Призраки не ругаются матом, – буркнул Сен-Жермен, обгладывая куриное крылышко.
– Ну, уж не знаю. Этот, стало быть, ругался. – Семен долил вина в бокалы, потом замялся и мрачно сообщил: – А прошлой ночью опять Дикая Охота гуляла. Давненько ее в наших краях не видели.
– Вот вечно ты всякие бабские сплетни пересказываешь! – рассердился почему-то граф. – Нет бы о чем путном рассказал. Твоими новостями только младенцев пугать.
– Вовсе это не бабские сплетни! – возмутился старый солдат. – Нечего поклеп на меня возводить. А Дикую Охоту нынче я сам видел, своими глазами. И всадников мертвых, черепами скалящихся, и зверей ихних, то ли собак, то ли волков. Выли так, аж мороз по коже.
Алексей замер с куском во рту, позабыв его прожевать. Он тоже видел этих всадников. Только это был сон. Или не сон? А старый солдат продолжал:
– Сказывают, что попа католического, с посланником папы римского приехавшего, до смерти загнали. Звери его так истерзали, что только по рясе и опознали.
Алексею стало жутко – Семен пересказывал его бредовое видение. Воспоминания о своем участии в этой охоте вызвали у него приступ тошноты, и он с трудом проглотил комок, застрявший в горле.
– Да, верно, дурной был человечешко, чернокнижник. Да и ядами, говорят, приторговывал. У нас такого отродясь не было. Где это видано, чтобы людей православных всякой дрянью травить. В морду дать – это нормально, это по-нашему. А чтобы ядами…
– Ну, довольно! Надоели уж враки эти! Вон, гость наш аж позеленел от твоих новостей. – Граф зло скомкал в руке салфетку.
– Воля ваша, господин граф, а я не вру! – Семен упрямо вздернул подбородок. – Видел я этих всадников, вот как вас сейчас, видел! Почти вровень
