я пролепетала, что живу с мамой у дяди в деревне. Тогда мужчина проявил истинное участие и предложил следовать за ним. Вскоре, к моему огромному облегчению и неизбывной радости, мы вышли на дорогу, ведущую к дому. На этом мои воспоминания обрываются. Я не помню, как объявилась мама со своим лесным кавалером, и что последовало за этим. Испугалась ли она, что я потерялась, и обрадовалась ли, что я нашлась? Сокрушалась ли она, что оставила своего ребёнка в лесу, предавшись любовным утехам? В памяти остались одни пробелы…
По возвращении домой я, как честная гражданка, сообщила бабушке и папе о лесном происшествии. И последовало обычное: «Вот видишь, мы тебе говорили…» Моей матери тогда здорово досталось от отца и после этого ей больше меня не доверяли. Более того, папа подал на маму в суд, чтобы она начала платить алименты на мое содержание. За этим последовала проверка ситуации в семье со стороны социальных служб. Перед приходом официального представителя бабушка и папа дали мне четкие инструкции: «Если тебя будут спрашивать, с кем ты хочешь жить – скажи: с папой и бабушкой».
В комнату зашла очень приятная, средних лет, женщина. Она села напротив, посмотрела мне прямо в глаза и спросила ласковым тоном: «Танечка! С кем ты хочешь жить?». Впервые в жизни кто-то посмотрел мне в глаза и спросил, чего же я хочу. Как я могла упустить такую роскошнейшую возможность?! Поэтому повторить приготовленную ложь для меня было выше всяких сил. Я полностью забыла про написанный для меня сценарий и выпалила правду, известную только мне одной: «Я хочу жить с папой и мамой», чем сорвала все планы моего папы наказать маму и заставить ее платить алименты. Бабушка и папа остались очень недовольны и строго отчитали меня за такую строптивость и непослушание. Моим вторым жизненным уроком стало новое убеждение, что высказывать свои истинные желания – совсем небезопасное дело. Первое семя вины было посеяно…
Потерпев полное фиаско в лесу, и испугавшись, что ей придется платить алименты в течение последующих десяти лет, мама наконец-то сложила оружие и больше никогда не претендовала на роль матери. Правда, убедив себя при этом, что «эти ужасные люди» отняли у неё дочь, что помогло ей надолго и полностью избавиться даже от самых крохотных угрызений совести. Война между двумя враждующими лагерями закончилась, что принесло мне огромное, хотя и временное, облегчение.
Так как маме больше ничего не надо было доказывать, она ударилась в еще больший разгул, меняя мужчин чуть ли не каждый день. По какой-то совершенно необъяснимой причине она делала это совершенно открыто, я бы сказала, даже демонстративно и вызывающе. Эта демонстративность постепенно вылилась в такое бесстыдство, что соседей по квартире, у которых тоже были дети, начал возмущать этот полный и неприкрытый разврат. Они не стеснялись заявить свой протест прямо в лицо разгульной соседки, обзывая ее при этом всевозможными нецензурными словами. Мама не молчала в ответ и всегда с готовностью подхватывала вызов, бросая фразы, услышанные
