Червонец слово давал, но не сдержал.
– Да здесь они, здесь, не торопись, паныч!.. – поблескивая стреляющими глазами – как бы кто не сунул бесхозный перстенек за пазуху, – проворчал вор. – Вот они, твои наличные! – И он, чуть придыхнув, поднял и уронил под ноги Корсаку металлический ящик. И было непонятно, отчего так тяжело дышал Червонец – от тяжести ящика или от злобы.
Склонившись, Слава сломал смехотворную защелку и поднял крышку.
На какое-то мгновение лица бандитов повернулись в его сторону… Сработала прямая логика – то «рыжье» с цацками, которые нужно еще сдать, чтобы обналичить, а то – готовая обналичка…
Столько обналички бандиты видели впервые… Червонцы с изображением вождя мирового пролетариата, лоснящиеся от новизны и кажущиеся в глубоком ящике просто бесчисленными…
– Что? – расхохотался в каком-то жутком экстазе Червонец. – Не видали столько хрустов?! Но это только то, что можно выручить с сотой… тысячной доли железа, которое вы сейчас щупаете руками! После того как мы реализуем все это добро папы Святого, у каждого из вас будет по двадцать… сорок таких ящиков!.. Это же копи царя Соломона, Крюк… Это достояние республики… Мы образуем свою республику! Ты хочешь быть Всесоюзным старостой, Крюк?! Мы можем вступить в товарно-денежные отношения с США и Англией… Здесь пятидесятилетний бюджет Японии!.. Это же Клондайк, Крюк, это россыпи Юкона!..
В склепе при свете спичек и бензиновых зажигалок из гильз воцарилось безумие… Корсак смотрел на этих людей и пытался вспомнить тот рубеж, который они перешагнули, превратившись из людей – хотя и очень плохих, но людей – в животных. Пытался, но вспомнить не мог. А существовал ли тот рубеж, та граница?
– Я всегда мечтал купить старухе-матери домик под Тверью… У нее изба совсем обветшала…
– Зачем ей халупа, Клык?! – по-царски распоряжался Червонец, осознавший наконец, что власть его пришла, и пришла окончательно. – Ты купишь ей Тверь!
– А коровенку с козой?..
– Дурак!.. – заходясь в экстазе, который отчетливо начал напоминать оргазм, возопил весельчак Карамболь. – Ты подаришь ей собственную мясохладобойню!
– Братва, мы цветем!.. Я отдаю этот болт, – Клык метнул в общую кучу сапфировый перстень, – за бутылку «Абрау-Дюрсо»! Сейчас! Принесите мне осетрину «а-ля рюсс» и ящик «Абрау»! Я плачу! – И в воздух взметнулась пригоршня золотых монет размером с жетон грузчика Казанского вокзала…
В склепе пана Стефановского, куда родные положили его для вечного покоя, царила суета, грозящая преобразоваться в сумасшествие…
– Червонец, – позвал Корсак, равнодушно взирая на груды бесценных сокровищ.
– Червонец, – повторил он, понимая, что задержка опасна для всех, и для него в первую очередь. – Червонец!
Крик этот и стальной взгляд разведчика на какое-то мгновение охладили всеобщий экстаз,
