друг на друга.
– Ты как?
– А ты как? Смоленцев засмеялся.
– Закакали… Я, брат, в академию поступаю. Приехал вот экзамены сдавать. Да сдам, не сомневаюсь. А ты?
– А я просто Москву люблю. Служу на Севере, в Заполярье. Но каждый год во время отпуска сюда на три-четыре дня заезжаю.
– Да знаю я, что на Севере служишь. Искал же тебя, но сам всё по заграницам мотался, сейчас вот в Москву приехал, решил – теперь точно найду, а ты – вот он, явился, не запылился!
– Я тебя тоже искал, да где там!.. В загранкомандировке – вот и весь ответ!
Смоленцев улыбнулся.
– Ну, теперь не потеряемся! Как удачно ты в Москву заглянул! Каждый год, говоришь, наезжаешь? И что тебе в этой Москве? Большая деревня…
Карелин пожал плечами.
– Да, была когда-то большая деревня. Кучково называлась. Но с тех пор, как приглянулась она князю Юрию Долгорукому и стала городом Москвой, вот уж более восьмисот лет народ в неё тянется. Ругает, а тянется. И не только русский.
Смоленцев удивлённо глянул на него.
– Да чего это ты вскипятился? Шучу я. Деревенские и называют деревней. А люди с понятием… – он сделал паузу и закончил шутливо: – вот, как я – ценят. Москва – столица, моя Москва! Ты лучше расскажи, как в Заполярье оказался? Как тёплую, тихую Украину на холодный Север променял?
Карелин улыбнулся.
– Тихую, говоришь? А вот хохлы считают по-другому: «Тиха украинская ночь, но… – он с хитрецой глянул на Смоленцева, подняв вверх указательный палец. "Но"… – эхом отозвался тот, – …но сало надо… перепрятать!» – закончил Юрий Михайлович. Смоленцев захохотал громко, раскатисто, на всё кафе, как умел смеяться, наверное, он один. Вообще, так смеются только хорошие люди. Испуганный бармен вскочил со своего стула за стойкой, забегал глазами по бару, потом, убедившись, что всё в порядке, успокоился, снова сел, уткнувшись в «Советский спорт».
А Карелин посерьёзнел и продолжил:
– Шутка, конечно. На Севере я из чисто прагматических соображений. Войну прошёл, Север прохожу. Надеюсь, что дальнейшая служба, мой друг, продолжится где-нибудь в центральных областях, а даст бог, и в Москве. Въеду на белой «Чайке», как друг наш Мишка говорил.
Тень грусти пробежала по лицу Смоленцева, но он быстро справился с собой, а Карелин, будто ничего и не заметил.
– В Москве-то в Москве, – протянул Толя, – а образование? Училища для Москвы маловато.
– Ну, в академию мне путь закрыт. – Карелин поднёс руки к глазам: – Сам понимаешь, спасибо, что вообще в армии оставили. Теперь я – штабная крыса. А образование… – Он встал, дурашливо поклонился – Перед вами студент заочник второго курса юрфака.
– Так, так, – покачал головой Анатолий, – а зрение? Вьетнам? Ты хоть расскажи, как там дело было. А то говорим-говорим про всякую ерунду, а главное-то и забыли!
– Да как это
