у вас в городи и нема! Чого ему там робыть? – вроде в шутку ответила Мотя. – Вам ни дождю, ни урожаю нэ трэба. А у нас томаты, картошка жухнэ. У кого ж пытать, колы будэ дождь?
– Дождь от круговорота воды в природе, а не от Бога! – продолжала поучать Мотю Маринка.
– Та колы там будэ цэй пэрэворот? У мэнэ увись урожай пропадэ!
– Не переворот, а круговорот, – поправила Маринка, недовольно наблюдая, как Мотя продолжает креститься. – Ну тогда скажите, где живёт этот ваш Бог? Вы его видели? Или он на какой-нибудь звезде прячется? – каверзничала она.
– А ты пошукай, можэ и найдэш, а мэни нэ трэба его бачить, – миролюбиво проговорила Мотя. – Та и чого его шукать, колы тут нэма? – Мотя ткнула кулаком себе в грудь.
– Ну, конечно, учительница права, – поддержала внучку бабушка Дора. – Какой, Мотя, Бог? Я после концлагеря ни в какого Бога не верю!
Все замолчали. Маринка тут же вспомнила, как на День Победы бабушку Дору пригласили в школу. В большом зале собрались все ученики и учителя. Бабушка рассказывала о том, как во время войны она была участницей партизанского движения, как партизаны передавали через линию фронта сведения о немецких войсках, как однажды на явочной квартире бабушку и ещё нескольких человек накрыли полицаи… После ареста и допросов её отправили в концентрационный лагерь. Сначала Бухенвальд, потом Освенцим. Когда бабушка вспоминала о том, как фашисты издевались над беззащитными пленниками, как сотнями в день отправляли в печи на сожжение, почти все в зале плакали. Бабушка и раньше ей рассказывала, что вернулась из Освенцима совсем без волос и зубов, на её руке так и остался семизначный номер – очередь в печь. Рассказывала как-то просто, между делом, и Маринка, очень жалея бабушку, продолжала относиться к ней так же просто, без особого какого-то уважения и восхищения. Просто любила её, как каждый человек любит свою бабушку. Только тогда, в школе, она поняла, что её бабушка была настоящей героиней, и стала гордиться ею.
– Та, Дора, его йще раньше нэ було, – в сердцах вдруг сказала Мотя. – Памятуешь, як я у попа нашего у хати робыла? Усих карою Божиею лякав, а сам от своеи попадьи до молодыци бигав. Я усэ ждала, що пид ным земля рухнэ, та прямо в ад. А ни – ничого ему не було, як блин в масле катався.
– Всё ж таки покарал его Бог, Мотя! Помнишь, когда наши село заняли, его дом первым подожгли!
– Так це ж хата горила, а вин-то с молодыцею давно сбёг.
– А как же попадья? Сгорела? – ужаснулась Маринка.
– Ни, вона с дытынами к батькам своим ушла.
– Вот сама сказала, что Бога и раньше не было, а крестишься, – назидательно сказала Маринка.
– А можэ и е, – с надеждой проговорила Мотя и зевнула. – Ну, будэ балакать!
Бабушки быстро уснули, а Маринка всё вглядывалась в звёзды. Вон их сколько – маленьких и больших, ярких и еле заметных… Если Бог есть, он обязательно живёт на одной из них –
