уже столпилась эта фанатская группа, которая за время полёта растеряла самоуверенность и запал, и в некотором осадке, во главе с тем мускулистым парнем, пыталась собрать себя воедино и должным образом представить через свою частность лицо страны.
Когда же эта представительная часть, кое-как, всё-таки смогла преодолеть этот дверной барьер, разделяющий, кажется, один мир, в который почему-то входят разные миры. И, как оказывается, не просто миры, а по прихоти некоторых весьма глубокомыслящих умов, имеющие свою категорийную классификацию. Ну а так как ими, так же было принято правило, не выражаться и вести себя политкорректно, то давайте лучше промолчим и проследуем через таможенный контроль, где лучше не только молчать, но и на все их, такие каверзные вопросы, которые так и наводят на философствование, лучше отвечать своё твёрдое «нет». Ведь их намётанный глаз, не только всё зорко видит, но и предусматривает ваш осмотр-досмотр в отдельной комнате, где они могут вам заглянуть туда, куда вам уж точно не заглянуть и отчего вам станет не до всякого философского смеха.
Но Фоме, ввиду его малого знания иностранных языков, не пришло на ум завести с таможенной службой философских бесед, на что, впрочем, и они не испытывали большого желания на его безбородый счёт. Так что он, быстро пройдя эту часть пути к своему Парижу, наконец-то, оказался у стеклянной витрины, ограждающей помещение аэропорта от улицы. А ведь для него, это была как раз та витрина, через которую он мог видеть предложения этого нового мира. И хотя транспортная развязка и всё, что было с ней связано и завязано на ней, как вся эта автосуета на дороге и людская суета вокруг транспортных средств, широко и приглашающее раскрывших свои двери для любого из вновь прибывших гостей и необязательно гостей, не слишком привлекала глаз и даже ничем особенным (Проектировщики и архитекторы, помолчите, не до вас.) не выделялась. Всё же для Фомы, как для первооткрывателя, всё было интересно и очень наблюдательно приметливо.
А особенно вон та молодая особа, которая шла выдержанной, в нужном темпе и настрое походкой, опиравшейся для своей неотразимости на вышесреднего шпильки. Они, хоть, и придавали уверенности и полноценности этой девушке, но она, решив не останавливаться на этом, и, видимо, посчитав, что для того, чтобы что-то подчеркнуть, так же нужно, это что-то и выделить. Для этого ею и были предприняты соответствующие её фигуре и лицу косметические меры, умеющие очень чётко подчеркнуть то, что необходимо, для того чтобы вы никогда не прошли мимо и тут же на месте были готовы обо всём забыть. Ну а стоит ей поманить пальчиком, то вы сразу же направите шаг вслед за ней. Но она никому не манит пальчиком, хотя её взгляд так и манит свернуть всем мимо проходящим шею, а никуда не сворачивая, идёт прямо по направлению Фомы и присоединившихся к нему Каца и Яшки.
– Что, увидеть Париж и умереть? – заметив, с каким вниманием Фома смотрит в эту витрину мира, подошедший Яшка, отчего-то по приезду ставший очень внимательным к Фоме, не прочь того подколоть.
