дурная молва!
Потом Арнолиус вспомнил о том, с какой неприязнью косились на фургон сестёр сновавшие по цирковому городку зеваки, усмехаясь звукам громкого совокупления, и почернел, подобно грозовой туче.
– Если уже не идёт дурная молва! – тяжело вздохнул он. – Кто к нам пойдёт на представления, если все будут считать наш балаган не театральным, а борделем на колёсах?!
– Скажи спасибо, что будут звать борделем, а не как-то ещё! – усмехнулась Вира, которая занималась тем, что убирала в сундук стилеты и кинжалы.
В дверь осторожно постучали, и, судя по робости этого звука, это мог быть только вечно зашуганный автор их успешных пьес, не иначе.
– Кто там? – спросил гном, желавший подразнить полукровку лишний раз, заставив того заикаться на собственном имени.
– Это я! – ответил полуэльф снаружи, не попавшись на уловку.
– Кто я?! – тут же поспешил осведомиться Арнолиус, который также был не лыком шит.
– Ваш автор! – упорно не поддавался на заикающуюся провокацию Назин.
– А звать-то тебя как?
– Пошёл к чёрту! Или я вхожу, или иду с-с-с-с… С-с-с-с-с… Чёрт!
– Да заходи уже! – рассмеялся добившийся своего гном.
– С-с-с-сволочи вы! – наконец, выдавил из себя бедный Назин, заглядывая вовнутрь фургона. – Как всё прошло?
Это он уже к сёстрам обращается.
– Ты правда хочешь знать всё в подробностях? – усмехнулась Нира. – Может тебе ещё и показать, как всё было? Раздеться, для пущей убедительности?
– Было бы неплохо! – хмыкнул подошедший к фургону Эванс. – Ну как там аристократ? Хороший любовник из него или нет?
– Тебя сюда не звали! – отрезала Вира, закрывая дверь фургона. – Иди, развлекай публику, нечего тут слоняться!
– Вот так всегда! – вздохнул снаружи де Грей, отправляясь обратно к зрителям.
Назин отнимает от своей груди свой извечный талмуд, с которым не расставался даже во сне, начиная любовно поглаживать переплёт книги. Сёстры, которые уже не раз и не два видели, что последует за этим, уже знали, что от них требуется. Лира присела на пол, откинув край простыни с предмета, скрытым им, и все уставились на мертвенно-бледное лицо покойного ныне барона Плойера. Заманить похотливого напыщенного идиота в фургон не составило труда, как и зарезать его, словно свинью на бойне, а потом симулировать звуки разгоревшейся внутри страсти. Из повозки наружу выбрался уже отнюдь не барон, а его точная иллюзорная копия, которая и отправилась в недолгий вояж по вечернему Белокамню с Суриком на коляске. Именно этим и объяснялся лёгкий аромат табака, который исходил вовсе не от иллюзорного барона, а от невидимого хозяина фантома, коим был не кто иной, как сам Арнолиус, который и закашлялся не вовремя у ворот. Благо, что он успел приказать иллюзии сделать то же самое, чтобы не выдать своей маскировки.
Тут, вероятно, стоит сделать небольшое
