природы.
– Гадкий мальчишка, чуть не увел ее у нас, – Атенаис приподняла золотую прядь с лица спящей и с недовольство нахмурилась, заметив, что волосы стали короче. – Но мы его накажем… накажем…
И эхо подхватило ее последнее, слово множа его многократно, оно прозвучало будто произносимое множеством крохотных ротиков, как у нее.
– Будет знать, как зариться на чужую собственность.
Веки Рианон дрогнули, она хотела приоткрыть глаза, но не смогла. Ресницы затрепетали на щеках, как крылья бабочек, а веки так и остались непослушными, будто кто-то залепил их, но она все видела, будто ее сознание обладало еще более острым зрением, чем глаза, и это зрение оказалось всеобъемлющим. Она увидела даже своего духа на крыше, который играл на свирели и считал звезды, даже не догадываясь о том, что происходит внизу под карнизом, по которому он ступает.
Никто не назвал имени, но Рианон каким-то образом поняла, что речь идет о Роне. Ей хотелось прошептать «не надо», но язык не слушался ее.
– Да, действительно, она так похожа на него, – Атенаис откинула одеяло и осторожно провела рукой по обнажившемуся плечу, потом коснулась щеки спящей, накрутила на ладошку золотой локон. Если бы человек намотал ее прядь себе на палец, то это было бы куда ощутимее. Казалось, что крошка Атенаис может сама запутаться в чужих волосах, как в золотой паутине. Такая хрупкая древесная куколка, но от нее исходила опасность.
– Именно таким он был до того, как упал с небес, – тихо и с придыханием прошептала она, будто произносила слова молитвы. Только Рианон чувствовала себя не идолом для поклонения, а барашком на жертвенном алтаре. Атенаис не отходила от ее кровати, низкорослая и хищная, несмотря на свой декоративный вид, она напоминала шакала, выжидающего добычу.
– Там в раю у него было такое же невинное лицо и золотая голова, – Атенаис чуть потянула за прядь и проследила, как из-под золотых ресниц скатывается во сне слеза, – смотри, влага на ее щеках вспыхивает как скипидар, но не обжигает ее, – обратилась она к одной из спутниц, к той, у которой ветви мирта росли из волос на голове.
– Она особенная, иначе бы она не была так на него похожа. И мне наплевать, что он охотно обезобразил бы ее. Она наша. Мы ее никому не отдадим.
– Да, никому, – вторил ей рой неестественно похожих на музыкальное эхо женских голосов.
Рианон наконец смогла чуть-чуть приоткрыть глаза, и тогда одна из гостий склонилась над ней. От ее кожи исходило благоухание сирени, а одежда… Рианон вдруг поняла, что это совсем не одежда, просто листья, мелкие веточки и целые соцветия произрастают прямо из ее тела, будто из благодатной почвы. Пустые глаза цвета листвы смотрели в упор на нее, ресницы на них тоже напоминали зеленые листья. Где-то в этой зелени должна таиться и змея. Рианон вскрикнула, и видение окончилось. Осталось лишь открытое окно и голос Орфея,
