этого надо знать теорию полета, заниматься упорно. А ты сразу – летать!
Ребята были согласны с Коломийцем.
– Там видно будет, кто научится летать, а кто нет, – замечает Панченко. – Ясно одно: не зная теории, самолет в воздух не поднимешь. Да тебя и не пустят в самолет. Вот ты у станка работаешь, а ведь станок надо хорошо знать, понимать, чем он, как говорится, дышит. Терпением запастись надо, чтобы освоить все это! – И он добавляет: – Вызываю Петракова на соревнование.
– Да куда там… – ворчит Петраков.
В тот же вечер я убедился, что попал в хороший, дружный коллектив. Ребята наперебой предлагали мне свои конспекты.
– Возьми у Коломийца, – советует кто-то, – он аккуратно все записывает, слова не пропустит.
Товарищи уговорились собраться на другой день пораньше и позаниматься со мной.
В общежитии меня ждали с нетерпением. Я долго рассказывал приятелям обо всем, что видел и слышал, о новых товарищах.
– Смотри, впереди переводные экзамены на четвертый курс, – предостерег меня Миша.
– Попытаюсь справиться, – ответил я, садясь за конспект Коломийца.
До поздней ночи тщательно переписывал конспект, перерисовывал схемки деталей самолета и запоминал: фюзеляж, элерон, маленький кабанчик, большой кабанчик, перкаль и еще множество терминов.
Я довольно легко все усваивал и быстро запоминал – очевидно, помогли общие знания техники.
Совмещать учение в техникуме и в аэроклубе действительно оказалось нелегко. С девяти до трех шли занятия в техникуме, а с пяти – в аэроклубе. Но ни одной лекции в техникуме, ни одного занятия в аэроклубе я не пропустил. По-прежнему оформлял стенгазету в техникуме. На домашнюю подготовку оставались выходные дни, поздний вечер, раннее утро.
А утром, как всегда, тренировка в спортзале техникума. По-прежнему я увлекался и легкой, и тяжелой атлетикой, участвовал в спортивных выступлениях студентов.
Кстати сказать, утренние тренировки, когда подчас так не хочется вставать спозаранок и бежать в холодный зал, постепенно вырабатывали у меня не только быстроту и выносливость, но упорство и настойчивость. Они закаляли меня, помогали выдерживать большую нагрузку.
В то нелегкое для меня время со мной часто разговаривал наш комиссар Кравченко, поддерживал меня добрым словом. Он умел найти подход к каждому учлету, все время был с нами. Кравченко знал все наши нужды и помнил, как у нас обстоят дела на работе и дома, – мы откровенно рассказывали ему обо всем.
На политзанятиях комиссар знакомил нас с международным положением. Оно все осложнялось.
– Мы все должны быть готовы к обороне, к защите завоеваний Октября, – часто говорил комиссар. – Быть может, каждому из нас придется защищать Родину.
Занятия в аэроклубе становились все интереснее. Мы проходили историю авиации. Подробно изучали самолет, авиационный мотор. Начлет Соболев читал лекции по теории авиации доходчиво, интересно, нередко повторял свое излюбленное:
– Чтобы грамотно летать, надо хорошо знать теорию.
Мы
