сделал его работу за него. Работа получилась такая: на каком-то подиуме лежала кепка, на кепке была табличка с печатными буквами «Поднять». Человек поднимал кепку, а под ней было таким же шрифтом написано «Поднять можно. Понять нельзя». В галерее каждые две недели проходили выставки, и слухи о ней расползались не только по Москве, но и за границей.
Один раз подъехали какие-то американцы на двух автобусах, ищут галерею «Апт-Арт». Как раз Никита шел домой, и автобусы едут. Оказалось, где-то в западной прессе написали про галерею, и туристы шоферу сказали – нам обязательно надо по такому-то адресу в галерею современного искусства «Апт-Арт». И все это происходило в суровые времена Андропова и Черненко. Место стало супер засвеченное для органов.
Единственными защитниками Никиты во дворе были бабульки-соседки, которые его очень любили и всячески выгораживали. Да-да, они все были на его стороне. Эти старушки по очереди работали лифтершами, и когда одна вызвала как-то раз милиционеров, услышав слишком громкую музыку, все ее подружки устроили ей полную обструкцию. Год с ней не общались. И сообщили Никите – мол, мы с Марьванной больше не разговариваем. Он даже спать там не мог, ходил к маме! Потому что каждый раз снимать с потолка кровать было тяжело. И мне кажется, что Никита был даже рад, когда все это закрыли КГБшники – за год он очень устал от этой бурной деятельности. Этот героический разгон был эдаким хэппи эндом «Апт-Арта» в 1984-м году. Там же активно участвовали «Мухоморы», которые записали в начале 80-х свой «золотой диск» концептуальной музыки, после чего их подразогнали, но они успели поучаствовать. Практически на месте «Мухоморов» и образовалась «Среднерусская Возвышенность». И петь в ней стал один из мухоморов Свен Гундлах, когда вернулся из ссылки в армию. Но началось все немного раньше.
М.Б. Как тебя самого занесло в музицирование?
Н.О. Я с младых лет бренчал какие-то песенки. Сначала интеллигентский репертуар, типа Окуджавы, барды тоже. Но когда поступил в училище, встретил Сережу Артамонова, сына художника Артамонова, которого каждый год выгоняли за пьянство. И он все время под лестницей и во дворе сидел с гитарой и пел песни, гениальный был певец. Тогда в 1975-м была пластинка Леши Дмитриевича, и для меня гениальный джаз начался с него. Он остался для меня до сих пор потрясающим персонажем. Лешина судьба – это пример истории русского мультикультурализма. Он уехал в Америку. В «Распутине» они играли с Диззи Гиллеспи, но в конце жизни у него все культурные начала в творчестве смешались.
Бренчание продолжалось, пока году в 1983-м я не оказался на Юго-Западной. Я снимал там квартиру, а надо мной жил голландец Роб Вундеринк. Мы с ним познакомились, и оказалось, что он не просто голландец, а бывший гитарист достаточно известной группы конца шестидесятых годов Deazol. А здесь он работал переводчиком в издательстве «Прогресс». Но человек был абсолютно отмороженный, настоящий рок-музыкант и авантюрист. В 1984-м году он открыл у себя в квартире информационное
