Только этим вы похожи на мою жену, и ничем больше. В остальном вы с ней – как эскимо на палочке. Вы эскимо на палочке, а Асма на палочке, но не эскимо.
Лена: – Тимур, и вы меня извините. Наговорила вам страшных болезней сгоряча! Но думаю, какой же плохой должна быть супруга, чтобы заслужить такое сравнение!
Тимур: – Я сейчас совсем не о ней. Она не стоит большого внимания. Я о вас. Вы другая! Как вам объяснить? Может, это прозвучит высокопарно, но я смотрю на вас, как художник, стоящий перед красавицей. Он боится её рисовать. Что бы ни вышло из-под его кисти, он не будет доволен портретом. Знаете, почему?
Лена: – Почему?
Тимур: – Потому что его переполняет страх никогда не дотянуться до её чистоты. Страх несовпадений. Рядом с ней он чувствует себя… как бы это сказать… короче, не стоящим её.
Лена (перебивая): – Вы меня переоцениваете. Не такая уж я пушистая. Я далека от того, чтобы быть кому-нибудь примером. Плохая дочь, для своей же Юли – вечно занятая мама.
Тимур: – Это, поверьте мне, не самое великое зло. Можно, я договорю? Лена, я не художник. Меня хватит только на признание. Давно хотел вам сказать – вы мне симпатичны. Очень симпатичны. Сказку можно изменить – выходите за меня замуж.
Лена: – Что? Вы точно заболели! Как вы себе это представляете? Как я могу так скоропалительно влюбиться в вас?
Тимур: – Не плывите, Леночка, как все по течению. Когда все плывут по течению, трудно узнать, кто же плывет по собственному желанию.
Лена: – Всё время думаю о маме. Сколько ей осталось? А ей кружит голову воображаемый успех на сцене театра! Ей не важно, Костромской это театр, или театр на Бродвее. Если бы она только знала, как она далека от всего этого, от того, что составляло большую часть её жизни, пока она была молода и здорова.
Тимур: – Я всё знаю про вашу маму, вижу её всегда в образе Анны Карениной с мобильным аппаратом возле уха. Так альпинист, не знающий, что угасает, боится проспать сигнал ракеты перед восхождением на Эверест. Как бы мне хотелось помочь вам.
Лена: – Мамина ракета уже погасла. Охваченная фобией актрисы нарасхват, она навсегда осталась у подножия гор.
Тимур: – Моя мать тоже вся во власти прикованного к инвалидной коляске отца. А тут ещё я со своими семейными заморочками. И тогда для неё нет ничего важнее, как накормить всегда голодного в кавычках сыночка борщом со сметанкой! Это, по её уразумению, ключ к его сердцу!
Лена: – Какой вы привередливый! Вам не угодить. То вам курица по-мароккански плоха, то борщ со сметаной.
Тимур: – Пусть лучше будет, что не с кем поесть, чем ежедневно кушать тажину! Я ещё могу понять, когда два человека не слышат друг друга, потому что говорят на двух разных языках – один на русском, другая про тажину из курицы, но чтобы мать не понимала своего сына! Это угнетает больше всего.
Лена: –
