и второе, но оба не складывались в нужный узор, не оказывали целительного действия. Все дело в силе древнего слова, сказанного верным тоном и темпом? Вряд ли…
– Надежный у тебя якорь, – шепнул Ноттэ. – Смотрю и думаю: а ведь, пожалуй, не так плохо быть настоящим-то человеком… Еще я вот что думаю, Вико. Ты теперь – вполне ли человек? Может, всякий настоящий капитан – тоже сын ветра… приемный.
Капитан не отозвался. Он дышал спокойно, неглубоко, скорее как спящий, нежели – больной и пребывающий у порога смерти. Лицо утратило землистый оттенок, морщины разгладились, вроде бы сделались мельче. Впрочем, угадывать возраст лежащего неоправданно: кожа натягивается иначе, – одернул себя Ноттэ. Почти виновато усмехнулся. Молодость людей отражается на их лице и всегда обманна, подлинная блестит в глазах и гнездится в душе. Настоящее редко показывает себя нарочито.
Нэрриха зевнул, удивляясь этому признаку усталости. Некоторое время колебался – то ли отказаться от отдыха, то ли признать за собой право на слабость… Выбрал второе, прикрыл веки и провалился в сон без кошмаров, замечательно темный, похожий на добротный трюм без малейшей течи.
– Ноттэ, – выговорил неуверенный голос помощника капитана.
Было очевидно: зная имя, Бэто счел невежливым позвать обезличено. Подменить прямое обращение на пышное величание – например дон или гранд – не смог. Да и не знает он верного варианта, а назначить самостоятельно не решился из воспитания. Хотя многие лестью прикрывают страх.
Помощник Вико, надо полагать, – подумал Ноттэ, потягиваясь, поглядывая на пацана куда внимательнее прежнего, – вырос в образованной семье. Там волей-неволей создали отпрыску сложности в жизни. Бэто оценивает, старается строить отношения… рука его не потянулась запросто толкнуть в плечо, пробуждая без слов. Нэрриха еще раз изучил хмуро-настороженного юнца и хмыкнул: бедняга страдает, полагая всякое обращение неверным, хотя имеет перед собою ту редкую задачу, для которой любое решение – годное. Лишь бы выбрать, а не воздержаться от действий.
Нэрриха сел, огляделся. На столике рыжим бутоном цветет масляная лампада. Пламя трепещет и покачивается, что немного странно – ветра-то нет… Ночь спустилась на море, занавесила оконце сплошной черной шторой. Эдакой домотканно-ворсистой, лишенной шелкового мерцания звезд. Значит, не горят огни небесного бала, бескрайнее море сегодня не принимает танец лунных лучей. И это – плохо.
– Как искать? – в голосе Бэто слезами зазвенело отчаяние. – Вы же видите, что мы ничего не видим.
Помощник капитана горько улыбнулся невольной шутке, скорее даже скривился, и лицо его сделалось старым. Усталость кого угодно нарисует тусклой краской, изуродует.
– Где-то здесь бочка, – Бэто размашисто обвел рукой каюту, намекая на область поиска. – На позднем закате разбухли облака, повисли, как проклятие. Того и гляди,
