отпечаталась на её лице глубокой печалью, похоронив под собой её удивительную улыбку, по которой я, признаться, сильно скучала. Сидя перед зеркалом, она подолгу запудривала свои синяки, и в её притихших, потускневших глазах отражались лишь боль и слёзы. Мой детский взгляд не мог выдержать подобного испытания, и я старалась как можно быстрее отвернутся или выйти из комнаты. И опять, в сотый раз я умоляла её оставить Роберта, но она упрямо с горечью в голосе лишь повторяла: «Это невозможно. Ты его не знаешь, он не отпустит нас» И тогда я пыталась возразить: «Но он убьет тебя!»
Тот, кому известно чувство обречённости и сострадания возможно очень строго не осудит бедного, запутанного ребёнка, а постарается хоть как- то понять, что творилось в душе его, истерзанной слезами матери. Тогда попробуйте представить на минуту чёрные мысли, зародившиеся в тайнике измученного сердца и ту ненависть, которая с каждым днём прорастала там. Со временем этот росток, обильно поливаемый болью и слезами, превратился в большое, ветвистое и уродливое дерево отчуждения и зла. И его уже невозможно было спрятать: оно стало выше крыши и вздымалось прямо к небу. И кто- то это дерево должен был непременно срубить. Этим дровосеком и стала моя тётка Джулия.
Я не знаю почему, но я не жаловала её; может быть от того, что тётка оказывала большое влияние на мать, и они часто о чём-то тайно беседовали на кухне, не допуская моего присутствия. Джулия была очень решительная и уверенная в себе женщина, смелая и даже дерзкая. И хотя её возраст уступал матери почти на три года она сумела легко подчинить себе свою старшую сестру и заставить её слушаться.
Единственным сходством между ними были их большие серые глаза, но взгляд Джулии был совсем иной, чем у матери – какой- то острый и неприятный, как рентген, высвечивающий тебя изнутри. Она словно пытала меня им при встрече. В остальном тётка была обладательницей непримечательных форм лица: короткая стрижка, прямой нос и слегка тонкие губы. В одежде она имела сдержанный и строгий вкус. Одним словом, лозунгом её быта могли стать лишь два слова: надёжность и практичность.
Луиза часто говорила, что её сестра похожа на их мать – мою бабушку Джейн, которую я никогда не видела, а знала лишь по рассказам своей тётки. Но надо признаться, что её истории просто наводили страх на моё детское воображение: такой она рисовала её мне грубой и жестокой особой, живущей на краю города в маленьком старом доме, возле самого тёмного леса. И моя бурная фантазия быстро доделала своё дело до конца – бабуля предстала предо мной в образе страшной, злой ведьмы. Я была готова на все, лишь бы не попасть к ней в руки. А в этот вечер к своему великому ужасу, подслушав краем уха их разговор на кухне, поняла, что Джулия советует Луизе сослать меня именно к ней. Я не могла дождаться когда тётка покинет дом, и сразу после её ухода, бросилась к матери, и слёзно начала умолять никуда не отправлять меня.
Луиза была крайне недовольна моим подслушиванием, но её сердце быстро смягчилось под напором
