style="font-size:15px;"> – Вы же этого не знали, – произнесла она.
– Должен был догадаться, должен. Вы же все, геоманты, ощущали их как что-то чужеродное, иное. И весь этот их полёт для вас был – как вторжение инородного тела в организм. Как будто вас ранили…
– Даже мы сами не могли догадаться до этого… – вздохнула Шуша. – Ведь ничего подобного раньше не было. Да и что бы вы сделали? Накачали бы обезболивающими? Это же чистая психосоматика, в таком случае даже тяжёлые наркотики – мёртвому припарка…
Она вздохнула и помолчала, на этот раз – всё-таки прислушиваясь к миру.
– Ах вон оно что… Значит, выжгли защитную полосу вокруг своего корабля…
– Да, сразу же после посадки. Почти на полтора километра. Никто не пострадал, конечно, напрямую… Но… – директор сомкнул губы, словно чуть было не сказал что-то важное.
– Ладно уж, Гришнак Углукович. Говорите, – она слегка махнула рукой, стараясь, чтобы провода не отсоединились от запястья.
– У нас всё неплохо! – преувеличенно радостно заверил её директор. – Из Тотьмы передали – у Ярика только обморок сильный, а Анжелика… – он чуть поморщился. – Уволю я её, наверное. С таким уровнем чувствительности ей разве что алкоголиков лечить перестановкой мебели в квартире. Представляешь, у неё лишь голова закружилась! И зачем таких на стажировки в бюро назначают, ты мне скажи?
Шуше стало ясно, что он пытается заговорить ей зубы.
– Гришнак Углукович…
– Понял, понял… Ну, понимаешь… В общем… У Насти было, оказывается, сердце слабое. Никто и не знал, представляешь?.. Сын остался вот… Ну и Бенаши из Восточно-Африканского… Не выдержал… Психиатры говорят, правда, что надежда есть, и шансы велики… Но только если корабль улетит. Он же теперь не контролирует свои ощущения, в этом-то состоянии…
Шушино сердце сжалось: ей было жалко Настю и Бенаши, которых она никогда не видела в реальности (и Настю теперь уже не увидит), и впервые стало страшно за себя. Она только сейчас поняла, какой опасности подвергалась… Час назад? Два?
– А сколько сейчас времени? – спросила она директора.
– Почти шесть вечера, – сказал директор. – Ты долго без сознания была, очнулась, когда огонь на защитной полосе погас полностью.
– Какие они? – спросила Шуша, возвращаясь к главному. Директор пожал плечами.
– Никто не видел. Они только машины выпустили, которые из огнемётов и… – директор горестно махнул рукой. – Машины и прожектора установили… Всю защитную полосу и сам корабль освещают. Хотелось бы надеяться, что боятся…
Она задумалась. Тотьма, точнее, сам корабль, стоящий сейчас посреди выжженной пустыни диаметром три километра, ощутимо звали её.
– Гришнак Углукович, когда мы полетим?
– Я – вечером, видимо, а твоё дело маленькое сейчас: лежать и приходить в себя. Болевой шок – это серьёзно, минимум три дня тебе обеспечено!
– Нет, Гришнак Углукович! – Шуша категорично
