Герти, хотя они и сами это видели. Подбежал мальчишка, они спешились и ушли с ним. Наконец появились снова. На обеих синие штаны, синяя рубашка, тяжелый пояс с кобурой, косы скручены на затылке.
Почему мать-природа так пристально потрудилась над одной из своих дочерей? Какой замысел она воплощала, когда грубой рукой выглаживала этот лоб и ясную линию шеи, выводила длинные черные брови и длинные серые глаза?
Вдруг меня укусила отвратительная мысль: а если Марте уже доложено о моих приключениях в небезызвестном пансионе? Я не только глазами, а всем нервным вниманием впился в ее прекрасное лицо: да или нет? Перевел дыхание: нет.
– Мы вас вчера ждали, – сказала Марта. – Устала, пить хочу. – Сняла пояс, повесила на перила.
Герти налила ей вина – о ужас, в чашку! – разбавила водой. Откуда здесь на границе средиземноморские привычки?
Кот растянулся на верхней ступеньке. Юджина присела на корточки, достала гребешок, спрятанный где-то здесь же возле ступенек, и провела им по рыжей шкуре. Кот завибрировал, собрался в комок, поднялся на задние лапы, потянулся лбом за рукой с гребешком, зевнул, уперся ей лапами в плечо.
– Вот такой кот, вот такой рыжий разбойник, – вполне бессмысленно приговаривала Юджина. Я понял, что меня смущало: они вели себя так, будто меня здесь не было. Юджина закинула кота воротником на шею и ушла в дом вслед за Мартой. Появились они нескоро, раскрасневшиеся от холодной воды. Черные косы и рыжие косы, перекинутые на грудь, картинно спускались по белой холстинке открытого платья. Напоказ мне, хотелось бы думать. Мать-природа не слишком-то заботилась о старшей: ее худые мускулистые руки были остры, плечи прямы. А руки и плечи Марты, гибкие и сильные, пели лебедиными линиями.
Пора было брать разговор с свои руки.
– Где-то, не помню уже, я слышал одну легенду и хотел бы обсудить с вами, – начал я, не сомневаясь, понятно, в согласии. Оно тут же было дано. Простодушно и с увлечением.
…События начались в месяц винограда. Глашатаи возвестили: назначить состязание на картину, изображающую высшую красоту, воплощенную в образе женщины. Картину победителя водрузят на главной площади… Ровно через год художники призывались со своими творениями на всенародный суд. Город цвел талантами, но граждане были уверены, что только один способен выполнить задачу, – старый художник по имени … допустим, Флегонт, то есть «пылающий»… Но сам он чувствовал в душе некоторый страх: он знал силу своего ученика. Его назовем – допустим, Хрисанф, то есть «златоцветный». Глашатаи еще кричали на перекрестках и рынках, а старик уже шел к городским воротам. Он шел искать по миру высшую красоту, запечатленную в женском образе.
– Холст не вешают на площади, – заметила Юджина. Младшие сестры тактично промолчали.
Я продолжил.
– Но сначала учитель зашел проститься с учеником. Они сели перед хижиной в тени виноградных лоз. Хрисанф позвал свою молодую жену. Назовем ее Агния, то есть «светлая». Она принесла им вино, сыр и виноград.
– В
