усах. На голове – кепчонка, обут в мягкие парусиновые штиблеты. Сразу видно – солидный человек, без лишних причуд. Другие же два – сущие модники. Вырядились! Один в шелка и дорогое сукно, другой – того хуже – в парадный китель и при орденах. Летчик-герой! Всех кошек в Нескучном саду передавил! Девица, что при них оказалась, ни жива ни мертва и слишком уж молода. Совсем девчонка. Надо летчику-капитану пролетарскую справедливость показать. Надо!
Проверив документы, Викентий веско произнес:
– Девушка и вы, Анатолий Афиногенович, можете быть свободны. Остальных задерживаем до выяснения. Включая автомобиль.
Пришлось вызвать усиленный наряд и кое на кого надеть наручники. Капитан рычал, буравил милиционеров глазами. Викентий ждал драки и не дождался. А жаль. Так хотелось насовать капитану! Но шелковый модник оказался чрезвычайно речист. Сумел уговорить всех. Мятый в кепке и пьяная девица убрались в темноту Нескучного сада. Шелкового и капитана погрузили в милицейский фургон и доставили в отделение. Всю дорогу задержанные вели себя смирно. В отделение вошли без скандала. Можно было бы всё равно насовать. Но как быть с орденами? «Боевое Красное Знамя», «За отвагу» – это вам не броши с жемчугами. Надо уважать. Мало ли что! Да и шелковый – тоже ведь летчик, хоть наградами и не хвастался, но по виду ясно – имеет их.
Летчиков оформили быстро. Они и не возражали. Викентий, во всех прочих смыслах звезд с неба не хватавший, по части шепотков и подпольных реплик был большим мастаком. Всё умел услышать, всё ухитрялся понять. Капитан тихим голосом грозился разметать отделение в щепы. Товарищ же его, напротив, невзирая на явное и сильное опъянение, оставался законопослушным. Если б драться надумали, тогда уж Викентий оказался бы в своем праве и насовал бы обоим. А так, молчком обоих определили в кутузку и оставили в покое до полного оформления. Перед этим с капитана сняли наручники, а зря. Уж и бился он о стены, и сотрясал ручонками решетку. Мелко изваянный, но злой человек и очень неспокойный. Дородство придает мужчине рассудительность и основательность в поступках. А когда мужик телесным размером не удался, то всегда вреден, кусач и неуемен, будто клоп. Это Викентий знал по себе. И сам ростом не удался, но следил за питанием для устранения щуплости. В кутузке шелковый модник снова принялся уговаривать своего командира и уговорил. Тот перестал буянить. Тогда шелковый попытался договориться с Викентием на предмет скорейшего и безпротокольного их освобождения, подмигивал бесстыжими глазами – то левым, то правым, двигал носом, сморкался, ерзал, выдыхал в лицо дорогим коньяком. Тем самым коньяком, остатки которого были обнаружены при досмотре автомобиля. Капитан тем временем лег на скамью, отворотил наглую рожу к стене и, казалось, уснул.
Генерал-баба явилась перед утром, когда морока с протоколом была уже почти завершена. Запах духов мгновенно заполонил дежурную часть. Вот и дождались!
– Верочка-Верочек! – капитан подскочил со скамейки – хорошая чуйка, не хуже, чем у Викентия. Вот шнырок!
– Вера Петровна Кириленко, – веско произнесла генерал-баба.
Потом
