им в ране, разрывая ткани и синоптические связи. Кто-то рядом громко стонал. По контактным линзам, синхронизированным с нейрочипом, плясали замысловатые узоры, искажая картинку реального мира. Я перезапустил имплант. Боль стала понемногу отступать.
Корабль содрогнулся от сильного толчка, послышался скрежет. Еще не понимая, что происходит, я рефлекторно закрепился в ложементе, и активировал систему экстренной защиты. Вверх по телу с едва слышным стрекотом побежали матовые щитки, закрывая хрупкую органику от внешней и, вероятно, враждебной среды. Автоматике достаточно нескольких секунд, чтобы облачить человека в легкий скафандр, с часовым запасом кислорода. Этого времени, как правило, хватало, чтобы дождаться прибытия спасательных команд.
Судно ощутимо тряхнуло еще раз-другой, а потом обшивку отсека, где я закемарил после вахты в соседнем ангаре, вскрыли гигантским консервным ножом. В образовавшийся продольный надрез выбросило вместе с воздухом незакрепленные предметы и пару бедолаг, скорчившихся на полу. По кораблю, наверняка, натужно выли сирены, но в вакууме стояла гробовая тишина да тревожно перемигивались красным лампы аварийного освещения.
Корабельная сеть на запросы нейрочипа не отвечала, общий канал забивала какофония помех, однако искусственная гравитация на борту еще была. По линзам рябил «снег», и мне пришлось отказаться от штатного режима. Сообщения от чипа теперь всплывали на периферии зрения мелкими окнами.
Сквозь рваную дыру во внешней переборке виднелся открытый космос и яркая точка Эпсилона Кита, мимо которой флот должен был пройти на расстоянии пятидесяти астрономических единиц. За бортом творился хаос. Боевой порядок, в котором шло самое крупное и мощное в истории Земли ударное соединение, способное запросто стереть из галактической карты и истории пару планетных систем, смешался. Суда, словно лишившись не только управления, но и любого намека на человеческое присутствие, беспорядочно сталкивались, тараня друг друга и разбиваясь в щепы, разбрызгивая в пространство бесчисленные обломки. Нашему кораблю, видимо, еще повезло, но везение не может быть вечным. Не хочешь раньше времени раствориться в вечности, не ищи в метафизике константы.
Я освободился от ремней, приподнялся, повертел головой и, нашарив глазами еще несколько фигур в соседних ложементах, взмахнул рукой. Все, кроме одного, оставались недвижимы. Вакуум, видимо, добрался до них прежде, чем закрылись забрала скафандров. Нащупав исходящий от чипа выжившего сигнал («Петр Светов, 22 года, рядовой необученный», – высветилось во всплывшем оконце), я настойчиво постучался в приват.
– Ты в порядке?
– Кто это?! – взвизгнул он. Последняя волна мобилизации, под которую загребли неблагонадежных резервистов, вроде меня, вымыла в космос и эмоционально неустойчивые натуры. Пушечное мясо. Какая разница, что с психикой у бойцов, рассчитанных на пару-тройку секунд серьезного боя? На что рассчитывает правительство, отправляя таких парней воевать с фанатиками?
– Марк, – как можно спокойней представился я. – Выживший. Нам нужно выбираться. Помоги открыть люк.
– Давай, тварь! – вдруг закричал он и, забыв об удерживающих его ремнях, истерично забился в ложементе. – Гребаный мутант! Подходи! Не убоюсь я вида твоего!
Рехнулся. Немудрено. Я бы, наверное, тоже сбрендил, но уж очень хотелось выжить.
Решив, что Светов мне не подмога, я совершил классическую ошибку, повернувшись к нему спиной. Неврастеник (вспомнил-таки, мерзавец, о ремнях!) налетел сзади и попытался схватить за шею. Как он собирался задушить меня в скафандре? Я выскользнул из его объятий и хорошенько приложил головой об стену, потом еще раз и еще, чувствуя сквозь перчатки, как псих бьется лбом о забрало шлема. Когда он обмяк, я отволок его к пустому ложементу и намертво связал ремнями, пообещав вернуться с медиком.
Люк, который отрезал поврежденный отсек от корабля, должен был оставаться заблокированным, однако легко открылся после первого же запроса. В галерее, с которой соединялся отсек, атмосферы, впрочем, тоже не присутствовало, но изумиться этому открытию я не успел. Прямехонько в лоб мне уперся ствол электромагнитной штурмовой винтовки. Незнакомый детина («Грегори Клайс, 34 года, сержант космопехоты», – выдал чип), сжимавший оружие в лапе, был крайне недружелюбен.
– Думал, не найду? – процедил он. – Предатель! Теперь ты ответишь за все!
Жизнь перед глазами и пролететь не успела: здоровяк изменился в лице и осел с обугленной дырой в боку. Я подхватил его оружие. Слева по галерее на меня стремительно мчался, прицеливаясь на бегу, нечаянный спаситель. Он не скрывал намерений закончить дело поверженного громилы. На фига он его подстрелил? А главное: чем я всем так насолил? Три агрессивных неадеквата за несколько минут, согласитесь, – перебор.
Заблокировав люк, я проверил боезапас. Здоровяк успел где-то израсходовать четверть заряда. Так что, видимо, я был не первым «предателем», которого он сыскал на корабле. Что
