в своей деревне.
– Моя деревня, слава богу, за Уралом.
– Что?!
Полицейские побежали исполнять полученный приказ. Старший хмуро посмотрел им вслед, махнул винтовкой:
– Остальные – за мной. Старик, ты – тоже.
Возле натоптанных стёжек валялись убитые собаки. Сваляная, комковатая шерсть, остекленевшие глаза, оскаленные пасти, капли разбрызганной крови и подплывший снег.
– Господин полицейский! Господин полицейский! – Голос Петра Фёдоровича дрожал. Старик уже ни на что не надеялся. Но должна же быть у них какая-то жалость? Может, одного-двоих, хоть кого-нибудь, удастся вызволить. – Детей-то, может, не надо? А, господин полицейский? Дети ведь совсем… Вы ж сами, должно быть, отцы…
– Закрой хлебало, старик. – Старший оглянулся на него, сверкнул оскалом железных зубов. – Вам, сволочам, ещё за отряд Щербакова отвечать придётся.
– Хватит, Кличеня, оставь старика, – окликнул полицейского напарник.
Полицейские вышибали хлипкие двери, срывали дерюжки и одеяла, которыми были занавешены входы в землянки, швыряли наружу попавшееся под ноги. Деревня наполнялась стоном и бабьим воем.
– Ой, погибель наша!
– Креста на вас нет, окаянных!
– Детей!.. Куда же вы детей наших!..
– Ироды!.. Ироды!..
Все эти дни из дальних деревень приходили слухи о том, что молодёжь угоняют в Германию, на работы. Месяц назад к ним приезжал немецкий офицер с переводчиком. Народ собрали возле пруда. Немец, через переводчика, начал рассказывать, как хорошо живётся в Германии русской молодёжи, что ост-арбайтеры получают там специальности и трудятся на фабриках, заводах рейха, а также на уборке урожая. Что всех обеспечивают одеждой и хорошо кормят. Затем всем желающим предложил добровольно записываться в группу, которая будет отправлена через неделю по железной дороге в благоустроенную и красивую местность на границу со Швейцарией, где прекрасный климат и где не падают бомбы. Местность та называется Шварцвальд. Добровольцев не оказалось. Теперь немцы решили действовать иначе.
Пётр Фёдорович метнулся к группе офицеров, стоявших возле машин, закричал. Того, кого он хотел бы среди них увидеть, не было. Но он всё же закричал:
– Герр Штрекенбах! Герр Штрекенбах!
Немцы оглянулись на него. Офицер вопросительно посмотрел на старшего полицейского:
– Wer ist das?[9]
– Ich bin староста. Староста, Herr Offzier[10], – путая немецкие и русские слова, торопливо и сбивчиво заговорил Пёрт Фёдорович.
– O, gut, gut, – кивнул немец. – Was wollen Sie?[11]
– Kann ich mit Gerr Offizer Schtrekenbach sprechen?[12]
Немцы потеряли к нему интерес, когда он повторно назвал имя Штрекенбаха, которого он когда-то угощал самогонкой и солёным грибами. Среди убитых прошлой зимой на большаке Штрекенбаха не оказалось. А может, зря он сейчас произнёс это имя? Начнут дознаваться,
Кто это?
Я староста… господин офицер.
О, хорошо, хорошо. Что вы хотите?
Могу ли я поговорить с господином офицером Штрекенбахом?
