му надо будет идти в отпуск, а где-то, далеко-далеко отсюда, от этой слякоти и вечно затянутого сырыми, набухшими влагой тучами неба, под южным улыбчивым Солнцем лежит маленький, удалённый от извечных проблем цивилизации городок, по улицам которого об эту пору плывёт горьковато-пряный запах цветущего миндаля, в магазинах полно хорошего вина, а на весенних, тающих негой в будоражащих сознание вешними ароматами улицах много цветов и улыбающихся, деликатных, дружелюбных, красивых южных женщин.
В его глазах это что-то значило. Тепло, хорошо знакомый ему с далёкого детства запах цветущего миндаля! Еле угадываемое на слух жужжание пчёл. Цветущие розоватым цветом абрикосовые деревья и девственно-белым девическим цветом – сливы и вишни.
В этом был некий доступный и понятный только его уму южанина, человека, выросшего на побережье Чёрного моря и лучше юга и непонятным образом волнующей сознание панорамы морской синевы ничего в жизни не видевшего, особый смысл.
Вот мужчина и улыбался от переполнявшего его ощущения полноты жизни, потому что ему казалось, что тот минимальный кодовый набор, своего рода корзину бытия, что была необходима ему для ощущения полноценности существования, он набрал полностью. И если чего-то ему и не хватает, чтобы быть на необходимом ему в его понимании уровне, то это уже совсем мало что значащие, не имеющие решающего значения пустяки.
Он был высок, худ, чуть сутуловат; короткая, на пробор, русая причёска уже белела первой заиндевелой порошей. Простой, без изысков, костюм выглядел тесноватым на его широких плечах, а воротник белой рубашки, застёгнутый наглухо, натирал, должно быть, ему шею. Ослабив галстук, он расстегнул воротник и облегчённо вздохнул, отчего светлые, цвета спелой ржи брови взлетели птицами над льдистой, холодной голубизной глаз, а простое, курносое лицо, обветренное, с признаками обморожения, какие бывают у людей исконно бродяжьих профессий: моряков, геологов, золотоискателей – расслабилось, приобрело устойчивое выражение довольства собой и всем тем, что он видел.
И, вполне возможно (хотя, конечно, как на чей взгляд), у мужчины для этого имелись кое-какие достаточно веские основания.
За его спиной на рабочем столе лежал отчёт о проделанной за год работе, получивший одобрительную оценку на учёном совете. И хотя, кроме общих и более чем скромных рекомендаций, отчёт вроде бы ничего не содержал, мужчина считал, что год, проведённый им в экспедиции, не пропал даром.
А что касается результатов, то что поделаешь! Такова работа исследователя-поисковика. Издержки профессии. Иногда и пять, и десять лет пройдёт, пока появятся первые обнадёживающие результаты, а бывает порой и целой жизни оказывалось мало, и проходило пятьдесят, а иногда и сто лет, прежде чем высказанные однажды новые идеи и принципы получали всеобщее признание и обретали законную, общепризнанную силу.
А нередко бывали и трагические случаи. Известно, и немало, совсем печальных историй, когда за открытия, за новое слово в науке приходилось платить единственным настоящим, что-либо стоящим богатством, которое есть у человека, – собственной жизнью.
Одним из многих примеров тому может служить история открытия золотых приисков на Вилюе или, например, печальная участь первооткрывателей архангельских алмазов, предложивших новые идеи поисков алмазов в грязевых болотах Архангельска и расстрелянных по ложному навету.
Прошло пятьдесят лет. В сохранившихся случайно архивах нашли старые записи. В записях нашли давно забытые фамилии и описание нового месторождения алмазов в вулканических болотах под Архангельком, и спустя без малого пятьдесят лет открытие благополучно «открыли» вновь.
Да мало ли таких примеров! В нашем достославном государстве им нет числа. Как и вообще в науке, и у нас, и повсеместно.
Но прогресс остановить нельзя. Мужчина задумался. Насколько он помнил, когда-то и они вдвоём с другом детства Монголом были настолько наивны, что мечтали запросто совершить переворот в той области знаний, которой они интересовались.
Как давно это было! Сколько всего поменялось в жизни! И где теперь Монгол, а где он?
Мужчина посмотрел на отчёт и вздохнул. Конечно, он был уверен в правильности высказанных в отчёте мыслей. Разумеется, они не блистали особой новизной. Если бы это хотя бы что-то определяло! Обычная рутинная работа. Такой же отчёт он написал в прошлом году. И в позапрошлом.
Одни и те же слова. Одни и те же мысли. Одно к одному. Но реального выхода не было. Не было того, ради чего они трудились год за годом в этих жутких, кошмарных, полных опасностей условиях, несовместимых с нормальными представлениями о жизни и быте; в страшных, гибельных краях. И всё, если как следует подумать, зачем? Чтобы кто-нибудь в главке в случае удачи отрапортовал об успешном завершении работ, огрёб за доклад, как принято, лавры первооткрывателя и причитающиеся к лаврам поощрительные блага?!
Ну, наверно, и им что-нибудь перепало бы с барского стола: дополнительные
