блеснув глазами.
Тень неторопливо вскарабкалась на тротуар и потянулась к первой подъездной тени. Антон Павлович мгновенно произвел свои демонические подсчеты. Учитывая все погодные факторы и скорость передвижения мыльного пузыря, плевать следовало сразу, еще до его появления. Антон Павлович надулся жабой, подался вперед всем телом и – «Тьфу!» – выдав крепкую, достойную голкипера НХЛ подачу, замер над перилами.
Из арки, держа под мышкой зеленого цвета папку с рецензиями и приглашениями на литконференциале с чтением стихов, докладов и банкетом, появился литературный критик Семен Борисович Добужанский.
Семен Борисович шел, обратив гладко выбритое свежее лицо к балконам, в надежде случайно обнаружить в одном из них Антона Павловича Райского. Дело было в том, что Добужанскому случайно оказалось по дороге занести Антону Павловичу приглашение на то самое литконференциале; на конверте был указан адрес, но, к несчастью, не указан подъезд.
Счет сделался два: ноль. Обомлев от неожиданности, оба служителя Мельпомены уставились друг на друга.
Семен Борисович медленно извлек из нагрудного кармана синий платочек и так же медленно утер высокий бровяной лоб.
Антону Павловичу ничего не оставалось, как провалится сквозь землю. Залившись багрянцем, Антон Павлович виновато привстал на цыпочки и приветливо помахал ненавистному критику.
Критик слабо махнул платочком в ответ.
Глава 3
Ступа судьбы
– Спрячь меня, Людочка! Я только что плюнул в Добужанского! – вскричал Антон Павлович, вместе с дуновением весеннего ветерка и птичьим щебетом врываясь в кухонную дверь, и Людмила Анатольевна опять выронила яйцо.
Антон Павлович барахтался, затравленно выглядывая из складок тюля. Белоснежная призрачная занавесь с опаловыми кисточками и легким морозным узором опутала его, как юную невесту фата или болотный туман запоздалого путника. Антон Павлович слепо шарил в морозном узоре руками и хлопал ртом.
Людмила Анатольевна отогнула штору. Меж стиснутых ног мужа скользнула Мерсью и, стараясь тяпнуть себя за кисточку, завертелась пыльным клочком по кухне.
Бордовый Антон Павлович в пару диагональных прыжков пересек кухню, но уже на пороге к спасению был застигнут дверным звонком.
Нежная трель «перелим-тир-ли-ли» остановила писателя. Антон Павлович, дико озираясь, попятился и, сдуваясь щеками, осел в габардиновое кресло. Кресло ухнуло и всхлипнуло. Дружинин не издал ни звука. Мерсью скользнула под холодильник.
Шестикомнатную квартиру Райских оглушила внезапная тишина. Из тишины с неприятным свистом вырывалось дыхание Антона Павловича и журчание туалетного бачка.
Повторное «перелим-тир-ли-ли» ворвалось в квартиру, как выстрел Дантеса в историю мировой литературы или футбольный мяч «Ювентуса» в ворота «Динамо».
Людмила
