о чья-то автосигнализация сработала, то почему никто до сих пор ее не отключил? И кстати, зачем ставить машину на сигнализацию в охраняемом поместье? Придушил бы идиота, попадись он мне!
Хали с трудом открыл глаза. Думал, что открыл. Надеялся. Не получилось. Глаза открываться не желали. Голос прорезываться – тоже. Все пошло вразнос из-за истерики мозга, отдавать команды было некому. Работал один слух. А что ему, бедолаге, оставалось делать, если все тело превратилось в одно большое ухо и даже слегка резонировало дикому ору.
– Нет, господа, так не пойдет! Кто, я вас спрашиваю, в теле хозяин? – мысленно возмутился Хали.
– Когда как, – философски протянул один из органов.
– Без намеков тут мне! Ишь, распустились! А ну, – гаркнул хозяин тела, – по местам! Вы что, забыли, что имеете честь служить мужчине!
– Я-то нет, – опять не удержался наглец.
– Молча-а-ать! Всем сосредоточиться и начать функционировать!
– Но ведь я…
– Ладно, ладно, отдыхай, только заткнись. Всем остальным – марш, марш, марш! И чтобы без фокусов! Черт, как же мне надоел этот визг! Сабину, что ли, разбудить, пусть прекратит это безобразие, она ведь тут хозяйка. Ладно, думаю, сама сейчас проснется, будить ее с перепоя – себе дороже.
Хали предпринял еще одну попытку проснуться. На этот раз получилось. Медленно, с мерзким скрипом, но глаза все-таки открылись. И первое, что увидел Хали, когда окружающий мир обрел резкость и четкость изображения, был источник звука. Или источница?
Оказалось, что оглушительный вой издает вовсе не машина. И не полиция. И не пожарники. И даже не «Скорая помощь». Звук мощностью в 120 децибелл порождает невысокая полная женщина, одетая в платье горничной. Именно из ее широко раскрытого рта и несется этот умопомрачительный (причем в прямом смысле слова) ор.
С минуту Хали ошарашенно смотрел на горничную его нынешней пассии, французской кинодивы Сабины Лемонт. Ничего себе связки у прислуги! И чего она тогда в горничных подвизается, ей самое место на оперной сцене, свечи в зале голосом тушить. Был ведь лет сто назад русский оперный певец, как его, а, Шальяпин, кажется, который именно это и проделывал. Но, похоже, эта горластая баба способна своим воплем потушить пожар в лесу, а не только жалкие свечки.
Слегка придя в себя, Хали приподнялся на локте, нашарил рукой подушку (черт, что мы с Сабиной творили прошлой ночью, вся подушка в какой-то липкой гадости!) и запустил ею в горничную. Попал, как ни странно. Вой тут же прекратился. Женщина перевела взгляд на Хали, потом на подушку, валявшуюся у ее ног, потом опять на Хали. Лицо у бедняги исказилось от ужаса так, что стало похожим на маску из фильма «Крик». Она опять широко открыла рот (отчего сходство стало еще большим), но на этот раз, к огромному облегчению Хали, смогла издать лишь сорванный писк.
– Сюзанна, ты что, совсем с ума сошла? – хрипло проговорил Хали, не оставляя при этом попыток принять вертикальное положение. Получалось неважнецки. – Какого дьявола ты орешь, словно тебя режут? Хочешь хозяйку разбудить? Лучше принеси мне свежевыжатый апельсиновый сок, да побыстрее!
– Режут? Разбудить? Сок? – очумело лепетала Сюзанна, глядя на Хали, словно кролик на удава, одновременно медленно-медленно пятясь к выходу.
– Совсем прислуга у Сабины распустилась, – проворчал Хали и, сумев наконец сесть, заорал: – А ну, марш за соком, кретинка, а то задавлю сейчас, как цыпленка! Мало того, что спать не даешь своими воплями, так еще и тормозишь! Бегом, пошла!
Подействовало. Сюзанна резво повернулась, но вместо того, чтобы тихо удалиться готовить сок, опять включила свою сирену и так, завывая, пулей вылетела из комнаты.
– Идиотка, – буркнул Хали ей вслед.
Ох ты, как же плохо! Сидеть оказалось гораздо труднее, чем лежать, к горлу подкатила тошнота, нетерпеливо переминаясь на скользких лапках. Ну-ну, миленький, шевельнись чуть резче, и я на воле!
Ага, сейчас! И так, похоже, оттянулись они вчера с Сабиной по полной программе, очень уж странное амбре в комнате, какой-то приторный, сладковатый запах. Не хватало еще украсить его новыми изысканными нотками. Лучше все-таки опять лечь и подождать, пока проснется Сабина и приведет в чувство свою свихнувшуюся прислугу. Однако и в горизонтальном положении состояние Хали улучшилось ненамного. Правда, тошнота убралась, укоризненно вздыхая и с надеждой оглядываясь – может, все-таки?.. Нет? Ну ладно.
Но теперь, когда вой прекратился, в голове начался концерт группы больших японских барабанов «Тайкоза». С японскими же фейерверками. Низкорослые вспотевшие японцы с энтузиазмом колотили в свои барабаны. Вернее, они думали, что лупят в барабаны, но это были барабанные перепонки Хали, который в отчаянии прижал руки к ушам, пытаясь хоть как-то прекратить это издевательство. Не удалось. И руки были в чем-то липком, мерзком.
Нет,
