быть счастливым мужчине, в постели которого спит прекрасная женщина – кроткая, ласковая, податливая. Мечта, а не женщина.
Милая Мила. Милана; Канн почему-то вздохнул. Сам не понял, почему. Еще раз посмотрел на ее блестящие в свете прикроватной лампы волосы, прислушался к спокойному дыханию, поправил сползшее с обнаженного плеча одеяло – хотел погладить по щеке, но не погладил – вместо этого прислушался к внутренним ощущениям, попытался их распознать – он влюблен, радостен, доволен? – и в который раз не смог их расшифровать.
Может, просто не время? Может, иногда любовь не бьет током, не врывается в сердце бурным свежим, подобным вольному сквозняку, потоком, а наполняет тело и разум медленно?
Наверное, так. Наверное.
На тумбе глухо завибрировал и заерзал телефон; Аарон поморщился и наощупь отыскал трубку, взглянул на экран – «Каратель».
Другой бы на его месте, если бы обнаружил на экране сотового подобное слово, побежал бы в туалет стреляться (кому хочется видеть в гостях демона?), но стратег лишь улыбнулся – визиты друга он любил. Даже такие поздние.
– Слушаю. Канн.
– Слушай, Канн, – начали без приветствия, – я тут с работы еду. Забегу к тебе на пару минут?
– Забегай, – миролюбиво согласились в ответ. – Тебе я всегда рад.
– Угу. Буду минут через десять.
– Будь.
Телефон временно вернулся на тумбу, а после перекочевал в карман серых хлопковых, натянутых на голое тело шорт.
Чайник закипал неторопливо – знал, что собеседники не торопятся, – грелся, сопел, важно менял цвета на индикаторе температуры, пока хозяин дома искал в шкафу заварку.
– Тебе точно чай? Не бренди, не коньячку, не виски?
– Чай, точно. Я же сейчас домой, а там дочь. Какой коньячок?
Регносцирос лениво развалился на кухонном стуле, вытянул длинные ноги, сложил ладони на пряжке ремня и лениво улыбнулся.
– Что, Баалька не любит, когда от папы пахнет спиртным?
– По шее бы вам всем за «Баальку». Она – Луара.
Его друг хмыкнул. Да-да, Луара, но в простонародье с легкой руки их телепортера маленькое сокровище Алесты и Баала все звали исключительно «Баалькой», и ее отец знал об этом. Канн бы побился об заклад, что тот изредка и сам звал ее подобным образом.
Вот только не сознается, черт волосатый.
Регносцирос, впрочем, не злился и вообще этим вечером выглядел довольным жизнью.
– Что, съел полсотни младенцев? Чему улыбаешься?
Аарон разлил кипяток по чашкам и сунул туда пакетики с заваркой – те моментально всплыли на поверхность.
– Младенцев не ел, а вот пару нытиков на тот свет сегодня переправил.
– На какой еще «тот»?
– Тот, на котором они родились.
– Ясно. В общем, на сегодня отстрелялся.
– Ага. А ты как? Нормально?
– Нормально.
– Что-то не похоже.
– С чего бы?
– Да рожа у тебя странная.
Они
