текстом абзацах сказано то, что ей положена амнистия – освобождение от наказания. Через пару тысяч лет, например. Вполне в духе Комиссии… Поганая шутка.
Райна боялась верить. Даже мысли об этом не допускала.
– Так вот, сноска на странице три указывает на определенный фрагмент текста, в котором описаны все случаи «но» или, как мы их называем – фритальные возможности обвиняемого субъекта, наказание которого положено считать конгедениальным, а на самом деле…
Она уже запуталась.
– Ближе к делу, Франк, – Маннштайн мигнул – она все-таки назвала его по имени. – Там есть что-то полезное для меня или нет?
– Есть.
На это раз мигнула она.
– А вы можете рассказать мне об этом простым языком?
– Могу.
Он почти обиделся. Почти. Хотел продемонстрировать словарный запас профессионала, но привычно наткнулся на дилетанта. И с профессиональной выдержкой не стал обращать на это внимание.
– Там сказано, что обвинение с вас будет снято в случае, если вы предпримете одно действие.
– Какое действие?
Приползет к представителям Комиссии на коленях и будет стоять перед ними сорок дней и ночей кряду? Поклянется, что никогда и никого не будет больше убивать? Удавится в счет искупления грехов на собственной люстре?
– Посетите некий объект.
– Какой объект?
Ее голос внезапно охрип; внутрь против всякой воли начала заползать вера – вера в лучшее. А что, если…
Если он прав? И обвинение можно снять? Почему она – дура – не прочитала этот текст раньше? Почему не прочитала…
– Говорите, Франк.
Теперь ей больше жизни требовалось услышать продолжение. Неужели…
– Озеро Дхар.
– Озеро? Я должна посетить какое-то озеро?
– Да. Озеро Дхар.
И всего-то?
– И тогда обвинение потеряет силу?
– Сразу же, как только вы достигнете объекта и исполните ритуал омовения.
Омовения? Звучит глупо… Или слишком просто. Однако руки Райны уже дрожали так сильно, что из пальцев выпала дорогая ручка.
– А где… оно находится?
Маннштайн с гордостью выпрямился, поправил пиджак:
– Координаты даны во второй сноске под звездочкой.
Озеро.
Она больше не слышала его – она тряслась. От страха, от того, что боялась поверить. От того, что уже начала верить…
– Вы это… серьезно? Вы не шутите? Не разыгрываете меня?
Зачем-то поднялась из-за стола, попыталась склониться над бумагами, но поняла, что ничего не видит – не различает от нервозности буквы.
– И оно… будет снято?
Райна напоминала себе бабку-инвалида, не способную ни устоять на ногах, ни расслышать того, что ей говорили.
– Да. Как только вы…
