диване в моей квартире, он сказал, что пил шоколад «супердавно», когда еще пешком под стол ходил. Его возмужание началось и продолжилось без шоколада. Мы не стали нарушать традицию и выпили пиво. Пиво! – подпрыгнут ханжи. Я вас умоляю, не стоит устраивать сцену из-за полбутылки пива, предложенной несовершеннолетнему, который к тому моменту выкурил уже гектары марихуаны.
«Не имеешь права?» – это было предметом моего первого урока, который я ему преподнесла. В конце концов, он ребенок, а детей кто-то должен учить. Я объяснила, что право – это не запреты без всяких на то причин, а разумные, общие для всех правила, принятые для того, чтобы облегчить жизнь. Соблюдение правил позволяет выиграть время, которое можно потратить на себя. Правда, бывает и так, что правила соблюдать не надо. Более того, иногда надо поступать вопреки правилам, если того требует ситуация. Когда события развиваются вопреки здравому смыслу, то правилам надо этот самый здравый смысл и предпочитать, что позволит избежать многих трагедий.
– Покорность – мать всех пороков, – сказала я ему. – Добродетель – это умение не подчиняться!
Ему эта мысль настолько понравилась, что он заставил меня повторить ее. У него даже глаза немного приоткрылись (не заблестели, нет). Но радоваться педагогическим успехам было рано: детки, которые растут без любви, всегда кусают руку кормящего, и он ушел, прихватив с собой мою перламутровую пепельницу. Пепельницу было жалко, но я знала, что он вернется. И он вернулся. Без пепельницы. Этим Адриеном я уже дорожила.
Несчастный парень напоминал мне тонкую восточную пиалу, что-то вроде чашки без ручки, – у меня когда-то была такая. Глядя на него, я думала, что взрослеть – это значит расти естественно. Педагогика тут вообще ни при чем. Посмотрите, как растут деревья или совокупляются кролики, – это, возможно, приведет вас к важным мыслям о том, что они растут сами по себе и совокупляются сами по себе. Их этому никто не учит, но они, тем не менее, все делают правильно. Мы все очень разные, и эта «разность» подталкивает нас к тому, чтобы мы учились друг у друга. Когда я была маленькой, у меня был барашек, и он меня многому научил. Я не хожу на четвереньках как барашек, и границы моего мира немного шире, чем у него. Когда смотрела на Адриена, на это аморфное горизонтально лежащее на моем диване существо, я иногда чуть не плакала. От стыда, что не могу ему дать шанс. Этот мальчик казался мне каким-то покрытым язвами, окровавленным существом, которое никто никогда не сможет вылечить. Но я не могла позволить ему превратиться в амёбу. Я посчитала своим долгом давать ему деньги по очень простой причине: для него это было материальное воплощение связи с другим человеком, которому на него не наплевать. Все на него плевали, а я нет. Конечно, я знала, что на мои деньги он покупает килограммы дури, но дурь он бы достал и без них. У меня хотя бы появлялась возможность поговорить с ним. А говорила я с ним исключительно о том, чем это все может закончиться. Достала его просто. В конце концов ему это осточертело, он дунул мне прямо в лицо, а затем бросил, как пукнул: «Помру? Да пусть… это мне по кайфу!»
Но я все-таки добилась своего. Не знаю, что стало тому причиной,
