К удивлению многих, президент избрал своим преемником генерала Мануэля Гонсалеса, которого считали самым коррумпированным и недалеким среди соратников Диаса.[72] Кстати, во многом такая скверная репутация, как поговаривали, была продуктом стараний самого Диаса, распространявшего про генерала разные небылицы. Избиратели должны были осознать, как плохо управляется Мексика без Порфирио Диаса.
Популярности Гонсалеса сильно вредило то, что в гражданской войне 1857-1860 годов он воевал в рядах армии консерваторов. Но во время французской интервенции он встал на сторону республики и потерял в боях руку. С тех пор за ним закрепилось прозвище Эль Манко, то есть Однорукий. О себе Гонсалес говорил, что он хороший человек, абсолютно чуждый миру политики. Так и было. Диас ценил Эль Манко прежде всего за его безусловную лояльность. Сам Диас после отставки сначала стал министром развития в кабинете Гонсалеса, а потом перешел на пост губернатора своего родного штата Оахака.
Новый президент Мексики (1880–1884) принял ряд кардинальных решений, на годы вперед определивших вектор развития страны. Все меры предпринимались в тесной координации с Диасом. При этом бывший президент, похоже, специально перекладывал на плечи Гонсалеса бремя особенно непопулярных шагов.
Борясь против Лердо, Диас обвинял своего противника в том, что он раздает концессии иностранцам без разбору и таким образом предает национальные интересы страны. Придя к власти, Диас отменил все эти концессии, но после военной тревоги на границе с США сам стал активно раздавать те же концессии американцам и англичанам, к которым вскоре присоединились немцы. Иностранцев интересовали прежде всего полезные ископаемые: серебро, медь, цинк. Железные дороги были нужны иностранным инвесторам лишь для того, чтобы дешевле вывозить сырье за пределы Мексики. Однако на пути безудержной эксплуатации природных ресурсов стояла старинная норма испанского традиционного права, согласно которой все недра были собственностью государства, а не частных владельцев соответствующих участков земли. Иностранцам это сильно мешало, так как приходилось договариваться и с собственником земли, и с центральными властями, и с властями штатов. Именно правительство Гонсалеса в 1884 году приняло закон, согласно которому собственник земли автоматически становился и владельцем недр.
Гонсалес еще больше ухудшил положение мексиканских крестьян, приняв другой закон, который и послужил одной из главных причин революции в начале XX века. Дело в том, что иностранным инвесторам хотелось приобрести нужные им земли по дешевке. Но после «закона Лердо» все церковные земли обрели новых хозяев, в основном бывших генералов, ставших крупными помещиками и политиками. Те с землей расставаться не желали, и за них было кому замолвить словечко в Мехико. В качестве потенциальных жертв оставались только индейские общины и малоземельные крестьяне.
По инициативе президента Конгресс принял довольно разумный, на первый взгляд,
Mexico since Independence. London, Cambridge University Press, 1991. P. 71.
