style="font-size:15px;"> Крестьяне разошлись довольные, и поручик Родионов заметил:
– Всё-таки не совсем у нас народ обозлился. А то я, было, отчаялся. Кур, гусей здесь – сотни, а из-за двух такой скандал! Скажите, Ростислав Андреевич, а вы, действительно, расстреляли бы его? За этих несчастных двух кур?
– Поручик, дело не в курах и не в их числе. Дело в принципе. Население должно знать и видеть, что всякий проступок у нас жёстко карается. Хотя, не стану скрывать, я надеялся, в данном случае, на пробуждение совести.
– Это всё Галузин виноват, – понизив голос, сказал Родионов. – Это он подаёт дурной пример своим солдатам. Этот курокрад ведь из его батареи был.
С этим утверждением трудно было поспорить. Капитан Галузин не отличался высокими моральными принципами, и уже не раз Арсентьев имел с ним неприятные объяснения. Теперь предстояло ещё одно… Возвратившись в избу, в которой квартировал сам, Ростислав Андреевич приказал срочно найти Галузина. Евгений Яковлевич явился четверть часа спустя, и подполковник сразу уловил винный дух, шедший от него. Стрелял капитан глазом, и сильно стрелял. И лицо его, не лишённое красоты, неприятно было. Качнулся от двери, пригладил давно немытые волосы, отдал честь, шаркнув тяжёлым английским ботинком – «танком»:
– Капитан Галузин по вашему приказанию…
– Отставить! – грозно прикрикнул Арсентьев. – Я, кажется, уже неоднократно предупреждал вас, капитан, что не намерен терпеть до бесконечности ваши выходки! Мы наказываем солдат за воровство и недостойное поведение, а вы, офицер, слоняетесь у них на виду в нетрезвом виде, поощряете их дурные наклонности! Сколько раз я говорил, что имущество населения неприкосновенно! Мы не казачья вольница, капитан! Не Шкуро! Не батька Махно! Мы Офицерский полк, и я не позволю вам марать это славное имя!
Евгений Яковлевич усмехнулся:
– В чём вы меня обвиняете, господин подполковник? В том, что я смотрю сквозь пальцы на то, что мои солдаты иногда пользуются имуществом населения? Чёрт возьми! Мы спасаем это население от большевиков, а оно жалеет для нас двух куриц! Если бы оно давало само, никаких эксцессов не было бы! Но его душит жадность, а у жадных голодным не грех и поживиться!
– Вот что, господин капитан, – Ростислав Андреевич прихлопнул набалдашником трости по ладони, – если я уличу вас в грабеже населения, то вы будете расстреляны. И ваших боевых заслуг принимать во внимание я не стану.
– А приговор вы лично в исполнение приведёте? – глаза Галузина сузились. – Вам же не впервой! Мне до вас ещё расти и расти! Я, может, картёжник и пьяница, но не палач! Я в безоружных не стрелял!
– Я буду требовать вашего отстранения от командования батарей, капитан, – ледяным тоном ответил Арсентьев. – Вы свободны!
Даже чести не отдал, усмехнулся криво и пошёл вон. Хороший был артиллерист Галузин – глаз-алмаз. За то и терпели его. Но всему предел есть. Таких, как Галузин, подполковник ненавидел не меньше, чем большевиков. Они своими грязными руками марали белые ризы Добровольческой армии, сквернили
