«Безмолвная иволга». Следующим был Гердаш – «Рыжий муравей», он не был рыжим, зато радужная оболочка его глаз была оранжевой; девятым же в списке детей Дувмата был Горел – «Горькая полынь»; за ним Коплант – «Зимующий снегирь»; потом Реудат – «Своенравная собака»; последний Бажида – «Зелёный ящер». С каждым именем связана своя история воспетая бардами.
Перстень Гердаша был с минеральным жёлтым муравьишкой – работа хорошего мастера. А Дувин припас сыновьям такие перстни: Сину с камнем в виде полумесяца, а Крину – в виде креста.
Но ужасный белый мрак лавины разрушил все планы. Задержавшийся на минуту в пещере Дувмат пережил своего брата. Он вышел. Там, где было ущелье, по которому они шли ещё вчера, теперь было грязно-ледяное поле. Из семи – он один – это слишком тяжёлое испытание. Наверно, поэтому Высшие Силы толи сжалились над ним, толи были другие причины, и он вдруг услышал детский стон где-то совсем близко. Это был его рыжеглазый сынок. Присыпанный снегом, он лежал неподалёку в кустах, плача от боли: у него была сломана рука. Дувмат возвращался с Гердашем на руках в Пустору, принося горестные вести.
За год после этого случая Дувмат постарел больше, чем за последние десять лет – он ощущал себя на семьдесят. И всё это время Стенат – третий сын Дувмата сидел и перебирал слова Гердаша, засевшие в его памяти. Этот разговор случился год назад, накануне катастрофы, произошедшей в горах.
– Стенатушка, а зачем мне идти в эти горы, – испуганным тоном спрашивал Гердаш.
– Ты станешь настоящим мужчиной, братик, – отвечал Стенат, – защитники гор – это великие воины.
– Но я слышал, что в горах опасно, много снега, может задавить людей. Я… Мне той ночью показалось и теперь уверен, что завтра точно так и будет.
– Не говори этого, Гердаш, беду ещё накликаешь.
– Мы с папой не погибнем, не волнуйся, – задумчиво произнёс Гердаш и добавил, – мне показалось.
– Ну, всё, спи, – убаюкивающе прошептал Стенат.
Стенат всё рассказал отцу, но только через год после тех ужасных потерь.
– Да, он в деда, тоже сны видит правдивые, – безразлично заключил Дувмат.
Но ничего от предков на самом деле не передалось рыжеглазому Гердашу. Кроме гордыни, некогда посеянной в душе отца его – Дувмата, обзываемом тогда Эдирне. Конечно, это была не та её крайность, способная давить родную кровь, но высокомерие – могло стать вторым именем Гердаша.
Тот разговор Стената с отцом слышал ещё один человек, как раз Гердаш, тогда-то он вспомнил про деда Дувержала, в свою бытность видящего будущее во снах.
Бедняга Гердаш, как мы уже сказали, в душе был очень тщеславен, но мало кто в доме обращал на него внимание. Все как-то суетились, им было не до него. Так было до трагедии в горах, также всё осталось и после.
