брали уроки?
– Никогда, то есть только десять уроков.
– Да. Словом, нужно работать. Не можете ли спеть какой-нибудь романс?
– Я знаю одну неаполитанскую песню, но у меня здесь нет нот.
– Арию Миньоны! – закричала тетя из другой комнаты.
– Отлично, спойте арию Миньоны.
По мере того, как я пела, лицо Вартеля, выражавшее сначала только внимание, стало выражать некоторое удивление, потом прямо изумление, и наконец он дошел до того, что стал качать в такт головой, приятно улыбаться и подпевать.
– Гм… – произнес аккомпаниатор.
– Да, да, – отвечал профессор наклонением головы.
Я пела, очень возбужденная.
– Держитесь на месте, не шевелитесь, ну отдохните!
– Ну, что же? – спросили мы все три зараз.
– Что ж! Хорошо! Заставьте-ка ее сделать… (А, черт, я забыла слово, которое он сказал!)
Аккомпаниатор заставил меня сделать… ну, все равно, какое слово; он заставил меня взять одну за другой все мои ноты.
– До si naturel, – сказал он старичку.
– Да. Это меццо-сопрано; что ж, это еще лучше, гораздо выгоднее для сцены.
Я продолжала стоять перед ним.
– Сядьте, барышня! – сказал аккомпаниатор, снова осматривая меня с головы до ног.
Я присела на край дивана.
– Что ж, барышня, – сказал строгий Вартель, – надо работать, вы добьетесь.
Он говорил мне еще много разных вещей относительно театра, пения, уроков – все это со своим невозмутимым видом.
– Сколько времени потребуется, чтобы сформировать ее голос? – спросила графиня.
– Вы понимаете, сударыня, что это смотря по ученице; для некоторых нужно очень немного времени; это зависит от ее понятливости.
– Ну, у этой ее более чем достаточно.
– А! Тем лучше. В таком случае это легче.
– Ну, сколько именно времени?
– Чтобы вполне сформироваться, чтобы ее закончить, нужно добрых три года… Да, добрых три года работы, добрых три года…
Я молчала, обдумывая, как бы отомстить негодному аккомпаниатору, выражение которого говорило: «Хорошо сложена и миленькая! Это будет занимательно!»
Сказав еще несколько слов, мы поднялись. Вартель, не вставая с места, снисходительно протянул мне руку. Я искусала себе все губы.
Как только мы вышли, я попросила тетю вернуться и рассказать ему, кто мы такие.
Мы снова вошли в комнату, от души смеясь. Тетя протянула свою карточку. Я объяснила строгому маэстро весь этот фарс.
Но что за мину состроил аккомпаниатор! Я никогда этого не забуду! Я была отомщена.
– Если бы вы поговорили еще несколько времени, я признал бы вас за русскую, – сказал Вартель.
– Еще бы! И, однако, разве я не говорила!
Тетя и графиня М. объяснили ему мое желание узнать истину из его знаменитых
