за дверь. Незадачливый ухажер добрых две пертики[10] пропахал по полу носом, рискуя насажать в него заноз. С тех пор он не отваживался предлагать аббатисе душеспасительные беседы. Что касается мужчин, мать вообще груба с ними. Какой-то клирик однажды встал перед ней, мешая видеть епископа, вещающего с кафедры благодарственную мессу. Она сказала ему, чтобы он отошел в сторону, он не послушал; она попросила еще раз, но клирик точно оглох. Тогда она сама отодвинула его рукой, да так, что вместе с ним упали на пол еще трое.
– Кто же были ее родители? – смеясь, спросил Ноэль.
– Ты спрашиваешь о моей бабке? О ней я потом расскажу, а вот что касается деда…
Агнес улыбнулась, устремив вдаль задумчивый взгляд. Глаза ее – печальные и словно молящие о чем-то – заблестели, точно горя жаждой подвига или желая вырвать из мрака забвения образ ее героического деда. Видно было: она, даже никогда не видя его, тем не менее любила всей душой, почитала, быть может, молилась на него, как на икону. Он был для нее единственным образцом, примером для подражания, и она не только боготворила, но и, похоже, во всем старалась походить на него.
Ноэль невольно залюбовался ее заалевшим, улыбающимся лицом, и отметил про себя, что она смотрит на запад, в сторону столицы франков. Ее карие глаза искрились радостью, в них читалось благоговение при виде святого, своего покровителя, кумира! Рот ее приоткрылся, влажные губы алели, меж них проглядывал ровный ряд зубов, точно шеренга белых фигур на шахматной доске. Ноздри ее широко раздувались, она словно вдыхала ими запах той земли, что лежала западнее Парижа. Она даже вздрогнула и подалась всем телом в ту сторону, куда глядела не отрываясь, будто хотела тотчас очутиться там и пасть к ногам того, кто был для нее единственным богом на этой земле!.. Но никто не ответил на ее призыв, идол остался лишь в ее воображении, а руки, потянувшиеся было в сторону взгляда, медленно опустились. Печальная улыбка, взамен прежней, тронула уголки губ на лице женщины-рыцаря.
Ноэль смотрел на это лицо и восхищался им. Оно казалось ему в это мгновение прекрасным, и он не понимал, как мог раньше не разглядеть на нем ровного, идеальной формы носа, подбородка с ямочкой, вишневых, зовущих в бездну наслаждений губ, и ее глаз. Пресвятая Богородица, да разве могут быть у мужчины такие глаза!..
– Знаешь, кто он? – перевела на него взгляд Агнес.
– Твой дед? Догадываюсь, он жил там, где ты только что была в мыслях. Ты его очень любила?
– Любила… – промолвила Агнес и замолчала.
Ноэль увидел, как увлажнились, заблестели ее глаза и дрогнул слегка подбородок вместе с нижней губой. Но слезы не выкатились, так и остались на месте, растекшись по нижним векам. Эта волевая женщина никогда не показывала свою слабость, храня ее в душе, глубоко от чужих глаз. Она умела владеть собой.
– Любила? – повторила она, поглядев на молодого графа, и усмехнулась, мотнув головой. – Не то слово, рыцарь. Будь он жив, я целовала бы ему ноги, а на его смертном одре умерла бы вместе с ним. Ни к чему жить, если такого человека больше нет на свете.
– Кто
Пертика – 10 футов или три метра.
