«состариться», проводив на фронт наречённого жениха Паню. Сколько войне-то длиться? Год? Два? Ну уж не четыре же!
Ольга заговорила:
– Если к Викентию не прибилась – умом-то разве полюбишь? – то Фёдора дождусь. Пока он там, буду дни считать. Его людской суд судил, а меня пускай сам Фёдор рассудит. – Она поправила шпильками растрепавшийся клубок уложенной на затылке косы; щурясь на солнце, усмехнулась горькой усмешкою. – Как-то раз этой же дорогой с Фёдором шли. Солнце пекло, пить хотелось – спасу нету. Он всё шёл да меня уговаривал: «Потерпи, Оленька, вон за тем угором в лесочке ключ есть – там и напьемся». Мне от солнца в голову ударило, в горле, как в жаровне, всё пересохло. А он меня всё уговаривает. Столько ласковых слов наговорил! Терпеть упрашивал… Может, не пересох ещё ключ-то. И ещё раз из него напьёмся.
Потом они долго шли молча. Под необъятным небом с выцветающей осенней голубизной, посреди огромного суходола на вытянутой ленте дороги – две крохотные фигурки на таком непомерном просторе земли! И вдруг, сперва тихо, чуть дребезжа на крайних нотах, в затишный простор поднялась с дороги истязающая томным мотивом девичья песня. Она поднималась вверх, на высоту, не сопоставимую с маленькими фигурками на земле, растекалась над дорогой и полем, образуя незримую сферу вдохновенного звука. Высокий голос Лиды рвался из груди и с каждой певучей строкой становился всё сильнее и объёмнее:
Ты лети, сера пташечка,
К другу милому,
Ты неси, сера пташечка,
Грусть мою, печаль.
Пусть узнает он,
Друг сердечный мой,
Что не жить без него
Красной девице…
Вскоре и Ольга подхватила песню. Тоном пониже, погуще, в лад подруге повела мотив. Их голоса слились воедино, цепенящей тоской заполонили сотканную из чего-то живого, но кажущуюся пустотой окрестность:
Ты вернись ко мне,
Сера пташечка,
Принеси привет
Друга милого.
Расскажи о том,
Когда ждать его,
Когда ждать-встречать
Красной девице…
Песня отпылала голосистым грустным закатом. Подруги остановились на дороге, со слёзной поволокой на глазах обнялись – соединились, как в двуголосье песни, обоюдной девичей кручиной.
– Ох, Лида! – вздохнула Ольга, хотела ещё раз обмолвиться про Фёдора, в чём-то признаться, но в последний момент постеснялась подруги, отвела глаза в сторону. – Тучи вон поднимаются, – сказала она отвлекающе. – Слоистые тучи-то. Я всегда замечаю, когда такие появятся, вскорости дожди выпадают. Затяжные.
На одном краю неба стояли высокие перистые облака – словно белые кудельки овечьей шерсти, а ниже, под ними, выстилались серым клубящимся слоем облака кучевые.
И впрямь, уже завтра сухмень бабьего лета сойдёт к довершению. На спёкшуюся землю жнивьёв, на выгоревшую траву луговин, на редколесье урочищ и на таёжную чащобистую глушь, на завьюженные пыльными
