простудного состояния. Кашель, как у астматика, через три дня – температура. Померила – целых 40°. Сначала подумала, что градусник испорчен – ртутный столбик зашкалил за верхнее деление. На самом деле температура, видимо, была еще выше. Двигаться я не могла.
Температура понизилась, но кашель продолжался еще около месяца. Однозначно зарин попал в дыхательные пути. Было очень тяжко. Кашель, начавшись, уже не прекращался. Так тяжело, что с трудом дышится. И кажется, что не пройдет никогда. Говоришь и вдруг захлебываешься кашлем. Наш отдел работает с клиентами, и работать в таком состоянии мне было очень тяжко.
Несколько раз я видела сон. Где-то глубоко в сознании запечатлелся образ – работник метро с ложкой в зубах. И вот он снился мне. Сплю и вижу, что на земле лежат не единицы, а ряды людей, насколько хватает глаз. Нередко просыпалась по ночам. В жутком страхе.
Мы были как раз перед воротами Министерства внешней торговли. Несколько человек лежало с пеной у рта. С нашей стороны дороги – натуральный адский пейзаж, а на той стороне – мир людей, как ни в чем не бывало спешивших на работу. Ухаживая за людьми, я посматривала на ту сторону. Люди как бы проявляли какой-то интерес к происходящему здесь, но перейти через дорогу даже не помышляли. Там – совсем иной мир. Как бы – «меня это не касается».
Прямо перед нами стоял человек – по виду охранник Министерства внешней торговли. На этой стороне на земле лежали трое. Ждали, когда же приедет «скорая помощь», а она все не ехала. Очень долго. Но охранник не звал никого на помощь. Не вызывал даже неотложку.
Зарин распылили в 8:10, машины «скорой помощи» приехали часа через полтора. Все это время люди были брошены на произвол судьбы. Иногда по телевизору показывают повтор кадров, когда господин Такахаси лежит с зажатой в зубах ложкой. Смотрю я их, и становится нестерпимо.
Если бы, например, вы в то время были среди тех, кто шел на работу по той стороне дороги, вы бы перешли сюда помочь пострадавшим?
Думаю, да. Я понимала, что оставить их нельзя. Даже если бы это произошло в другом месте, думаю, что пошла бы. Если честно, мне самой хотелось расплакаться прямо там, но кому от этого стало бы легче? Я огляделась и с первого взгляда поняла, что адекватно действующих людей там нет. И я сама в том числе. Мы просто оказались в стороне. Поэтому что-то нужно предпринимать. Нельзя оставлять все как есть.
Какой-то злобы или ненависти к тем, кто распылил зарин, я, признаться, не питаю. Просто не могу связать одно с другим, или просто не ощущаю. Я видела семьи погибших, и горечь от их утраты во мне гораздо сильнее, чем злоба и ненависть к преступникам. Меня вовсе не волнует, кто из «Аум Синрикё» это сделал. Меня не беспокоит, что это сделал кто-то из «Аум Синрикё».
Я не смотрю, как освещают эту тему по телевизору. Потому что не хочу смотреть. Никаких интервью давать не собираюсь. Если мой рассказ может хоть чем-то помочь пострадавшим и их семьям, я расскажу. Но я не хочу, чтобы меня подталкивали
