снова пила, затем вышла на берег – голова кружилась, – оперлась о какое-то дерево с шершавой корой, согнулась от резкой боли. Ее тошнило до спазмов, почти до потери сознания, сгибало от иссушения, от торопливости. Организм просто не принял такое количество жидкости после стольких дней обезвоживания.
Второй раз в воду Ангелина заходила уже осторожно. Выпила буквально два глотка и долго сидела на мелководье, впитывая кожей драгоценную влагу.
И заснула она почти счастливой. Пусть в мокрой одежде, пусть сжимаясь от холода. Но у нее снова была надежда.
Утром оказалось, что маленький тер-сели привел ее в странный оазис, расположенный под нависающей скалой. Скала была похожа на кривую доску, наискосок воткнутую в землю. Высокая, огромная, она создавала тень, двигающуюся по часовой стрелке, и в тени этой пышно разрослась зелень, питаясь из родника, бьющего из-под основания скалы.
Человеческих следов видно не было, и это казалось странным: вряд ли жители пустыни могли не обнаружить этот маленький рай.
Скалы-«до́ски», изъеденные эрозией, виднелись повсюду; вдалеке, по пути к горам, поднималось скальное невысокое плато, до которого был еще минимум день пути. Ани никуда не спешила. Почти умершая и воскресшая в воде оазиса, она, кляня себя за слабость, никак не могла оторваться от прохлады небольшого озерца – даже не озерца, так, лунки в земле, заполненной водой принцессе по колено и окруженной пальмами с сочными зелеными листьями.
Листья были невкусные. А есть хотелось очень. Поэтому она глазам своим не поверила, когда в воду озера приземлилась огромная птица-альбатрос, державшая в когтях еще живую рыбину. Рыба вырвалась у самой поверхности, плеснула хвостом, стала накручивать круги в воде. Птица равнодушно качалась на воде, повернув голову и с любопытством глядя на Ангелину. И принцесса, закрыв глаза, потянулась к морскому крылатому охотнику, ощутила его слабую светлую ауру, впитала в себя, запомнила. И сразу же попыталась обернуться.
С первого раза не получилось, зато вышло со второго, и она бестолково хлопала крыльями, пытаясь взлететь, утыкалась клювом в землю, хрипло вскрикивала от усилий, ковыляла на оранжевых лапах туда-сюда. Непривычным было зрение – приходилось поворачивать голову и закрывать один глаз, – непривычна была вся физика тела. Прилетевшая птица с любопытством смотрела на ее мучения. Распахнула крылья, медленно, словно обучая, взмахнула ими раз, другой, откинулась назад и взлетела, сделала несколько кругов и приземлилась обратно.
«Давай же, неуклюжий птенец», – говорил взгляд ее круглых красных глаз.
Ани попыталась. Ничего не получалось, и птица, обмакнув клюв в воду, с бесконечным терпением повторяла свой урок. На третий раз, когда Ангелина уже перестала понимать, где у нее лапы, а где крылья и чего от нее хотят, альбатрос взмыл вверх и приземлился на край скалы. И закричал оттуда сердито, требовательно.
«Сюда иди, глупый птенец!»
– Ну чего ты хочешь? – потерянно
