следом за тенью, открыл тому цель.
Андро застыл как вкопанный.
– Что с тобой? – спросил убийца.
...Княжич не вышел из своей детской.
– Он чрезвычайно не любит своих родственников, – сказала Эррет. – За семьдесят лет лично вырезал половину, но так и не смог их простить. Я его отчасти понимаю. Когда в собственный родовой замок можешь войти только ночью и через канализацию...
– Владея Пятой магией? – Я приподнял бровь. – Полагаю, Великая Тень перемещается менее зловонными способами.
Эррет фыркнула.
– Он стал Великой Тенью не потому, что родился Улентари... хотя как посмотреть. – Взгляд ее затуманился. – Князю сломали предначертанную судьбу. Он был из рода сильных, и он создал себе другую, не менее блистательную. Но ему до сих пор жаль той, сломанной.
Я не ответил. Налил в черный соус тенсакты и сосредоточенно размешивал, пока Эррет, уставившись в потолок, размышляла о чем-то. Судя по складке, залегшей между ее бровей, думала она о Лаанге. Я узнавал это выражение лица – смесь брезгливости с симпатией и опасения с насмешкой. Лаанга внушает весьма противоречивые чувства.
Подростком я много путешествовал по стране, частью по обязанности, частью развлечения ради. Времени на бесцельные странствия у меня не появится еще очень долго, и, вспоминая те годы, порой я досадую. Интересы мои переменились с тех пор. Удивительно, но в четырнадцать-пятнадцать лет политика, грубая повседневная реальность будоражила мой ум больше, чем красоты легенд и загадки истории. Я равнялся на отца, я еще не хлебнул с нею лиха, она была сопряжена с невыдуманной опасностью, и влекли меня высокомерные Восточные острова, негостеприимные Лациаты, хмурый Улен. Сейчас я предпочел бы побродить в тишине по раскопкам немыслимо древних городов на Севере или полюбоваться берегами великих рек.
Путь к Улену мы держали по воде. Уленакеста старше башен столицы, она строилась не для отрады глаз, а для удержания бунтующих толп: властители Улентари извека были строги с подданными. Черный замок возвышался над гладью озера, величественный и угрюмый, отражение его плыло по сумеречной зыби, и зажигавшиеся ввечеру огни дрожали на воде. Некогда Эртаи Великий одолел беспощадного соперника, сделав Улен частью Сердцевинной Уарры, но черные стены помнили о былой славе.
...Я представил, что навеки отлучен от серебряной Данакесты; ветер с Яневы не будит меня поутру, и фонтаны вздымаются не для меня, и звонкие струны-шпили вызванивают чужой гимн. Тягостная судьба. Кестис Неггел, Тысячебашенная столица, мирно дремлющая в объятиях рек... Пожалуй, я мог понять чувства Андро Улентари. «Я предпочел бы понимать его мысли, – признался я себе, обмакивая жука в соус. – Но это лучше, чем ничего». В самой далекой перспективе у нас с Эррет одна цель – мощь и процветание Уарры, только Эррет, порождению хаоса, безразлично, сколько крови прольется ради этого процветания и чья это будет кровь. Она сопровождает дом Данари, но с домом Данари случаются Весенние торжества. «Кайсен планировал уничтожить дом Улентари? – предположил я. – В отместку за то, что не имеет права на собственное имя?» Впрочем,
