предмету занятий. Кроме вышеозначенных задач или занятий, он, как исторический, есть исследование общего происхождения или родства, причин разрыва, или забвения родства; как лингвистический, он имеет предметом своих занятий объединение в языке; как естественный, он создает земледельческо-метеорический регулятор, орудие закрепления мира. Вопрос о международном мире – вопрос, конечно, не новый; по чувству он всемирен, недаром же, кроме религиозных проповедей и кроме «Лиги мира», существует даже конгресс международного права!.. Должно сказать, что это право менее всех других – небратское, потому что оно, как не имеющее внешней военной силы, не может быть названо юридическим; в смысле только права, оно – иллюзия. Но оно не было бы ею, если бы институт международного права задался исследованием причин розни, как вопросом всеобщим, и не считал бы достаточным для разрешения его одних юристов. Не достаточно было бы присоединить к юристам еще и экономистов, ради исследования международного торга, как причины раздора. Для выяснения причин розни институт международного права должен был бы обратиться не во всенародный только, но и во всенаучный музей. Что касается личного состава, то, вероятно, не было бы недостатка в кандидатах в члены музея, если бы одни не считали достаточным для умиротворения только проповедей, а другие – юридических или экономических уз.
Журналистика, если она хочет быть пятой великой державой, должна из международной брани, разжигающей вражду народов (какова нынешняя журналистика), сделаться разъяснением условий всеобщего мира или созданием проекта превращения Константинополя и Памира (то есть Константинополя в связи с Памиром) в международный музей. Вместе с тем, из брани междусословной, разжигающей вражду сословий, – какова журналистика в настоящее время в органах красной, черной и золотой интернационалок, проповедующих, под видом международного мира, войну внутри народов (революцию), журналистика должна обратиться в проект музеев народных. Задача и священный долг журналистики – объединиться в общем отеческом деле; а между тем теперь каждый журнал лучше желает в отдельности быть крупным капиталистом или даже орудием крупного капиталиста, чем вместе – великою державою, даже державою над державами. Полагают, что лучше быть в отдельности главою секты или сословия, чем вместе душою всего рода человеческого.
Мир междусословный так же невозможен без мира международного, как и примирение народов без примирения сословий. Братство народов тогда только осуществится, когда не будет небратских состояний. Пока услаждающее наш век торжество народа над народом или одного сословия над другим не будет заменено общим торжеством людей над природою в деле установления регуляции, до тех пор «на земле мир» и между людьми («в человецех») «благоволение» – невозможны.
Отечество и братство, а с ними и музей, не имеют нужды ни в особом международном органе, ни в народных органах, ибо мысль человеческая,
