Одна ваза, благодаря такой помощи, уже начала выскальзывать, и я предоставила Мишель ее ловить, что ей не удалось. Карл и Сюзэнн появились в дверях в тот миг, когда ваза упала на ковер. С ними был Филлип.
– Приветствую, – сказал Карл. На Филлипе был роскошный свитер винного цвета. Дыхание у меня истончилось. Мне вечно приходилось удерживаться от порыва бросаться к нему как жена, словно мы были парой сто тысяч жизней подряд. Пещерный человек и пещерный человек-женщина. Король и королева. Постельные грелки.
– Знакомьтесь с Мишель, нашим новым медиа-координатором, – сказала я, делая потешный жест вниз. Она стояла на четвереньках, собирая осклизлые бурые цветы; затем попыталась встать.
– Я Филлип. – Мишель подала ему руку из неловкого коленопреклоненного положения, лицо – жгучий круг слез. Я нечаянно оказалась жестокой: такое случается только в минуты великого напряжения, и жалею я всегда колоссально. Принесу ей что-нибудь завтра – подарочный сертификат или блендер «Ниндзя» для смузи, на пять чашек. Нужно было уже ей что-нибудь подарить, превентивно; мне нравится устраивать такое новым сотрудникам. Они приходят домой и говорят: «Как же прекрасна эта моя новая работа – вы посмотрите, что мне мой менеджер подарил!» А если потом когда-нибудь явятся домой в слезах, их супруг скажет: «Но, милая, а как же блендер для смузи? Ты уверена?» И новый сотрудник поневоле задумается – или, вероятно, даже станет винить себя самого.
Сюзэнн и Карл убрели прочь вместе с Филлипом, а Сара-стажер ринулась помогать с уборкой. Бульканье ее ребенка было настойчивым и воинственным. Наконец я подошла к ее столу и заглянула под него. Ребенок закурлыкал, как скорбящая голубка, и улыбнулся мне с теплом полного узнавания.
Я все рождаюсь и рождаюсь не у тех людей, – сказал он.
Я огорченно кивнула. Знаю.
Что тут поделаешь? Хотелось вынуть его из переноски и наконец заключить в объятия, но с этим никак. Я изобразила лицом извинения, и он принял их с медленным мудрооким смаргиванием, от которого грудь мне свело от печали, а глобус набряк. Я продолжала стареть, а он оставался юным, мой крошечный муж. Или – теперь уже вероятнее – сын. Подбежала Сара и задвинула переноску к другой стороне стола. Ножка ребенка буйно забрыкалась.
Не сдавайся, не сдавайся.
Не сдамся, – сказала я. – Никогда.
Видеться с ним постоянно было бы слишком мучительно. Я сурово откашлялась.
– Думаю, вы понимаете, что приносить ребенка на работу не годится.
– Сюзэнн сказала, ничего страшного. Сказала, что все время брала Кли с собой на работу, пока та была маленькая.
Это правда. Дочь Карла и Сюзэнн приходила еще в старую студию после школы и болталась по залам, носясь, вопя и всех отвлекая. Я сообщила Саре, что этот день пусть уж дорабатывает, но не следует вводить это в привычку. Она одарила меня взглядом обманутой, поскольку она – работающая мать, феминизм
