жертвоприношения стали прелюдией к веселому совместному пиру: олимпийские боги, вдыхая чадный запах, пировали в заоблачных чертогах, а люди угощались жареным мясом внизу, на земле.
В этот день в городе не было торжественных шествий к храмам Зевса, Артемиды и Аполлона, зато во всех домах чествовали богов-покровителей фратрий,[2] совершая первое возлияние молоком и медом в честь Гестии, богини домашнего очага. Ибо чего стоит жизнь метанасты, выброшенного из своей фратрии, отвергнутого своим племенем и родом? Жизнь его не стоит даже порванной сандалии, участь его безотраднее участи раба! За раба может вступиться хозяин, но за метанасту обычно не вступается никто; его путь останется безвестным, его смерть не будет отомщена, и даже после смерти он рискует вечно маяться на берегу Ахеронта, если чужие люди из жалости не совершат над его телом погребальный обряд…
Вот почему в дорпий, первый день Апатурий, и во дворце царя Креонта, и в самом бедном домишке нижних Фив родичи собирались за праздничным столом, чтобы поблагодарить богов за то, что у них есть родина и семья.
А дети в тот день благодарили богов еще и за то, что в Апатурии им выпадали самые длинные вакации: в этот праздник их отпускали из школы на четыре, а то и на целых пять дней!
Тот год был самым удачным – занятий в школе не было уже накануне дорпия. А в дорпий сын фиванского царя Креонта Менекей и сыновья полемарха[3] Амфитриона Геракл и Ификл с утра побежали на реку купаться.
Осенние дожди так наполнили водой чахлый Исмен, что в нем можно было не только бултыхаться, но и плавать, и мальчишки плавали и бултыхались, бултыхались и плавали до посинения… Пока не заморосил мелкий дождь и они не спохватились, что скоро начнется церемония жертвоприношения у домашних алтарей, на которую никак нельзя опоздать!
Мальчишки торопливо оделись и потрусили по тропинке к городу, пиная ногами слепленный из репейника мячик и наперебой хвастаясь, какие роскошные блюда будут сегодня на столе у царя, а какие – у полемарха. Дождь скоро кончился, но голод подгонял их все сильней, и как только Геракл остановился, чтобы поправить развязавшийся ремень сандалии, Ификл крикнул:
– Бежим наперегонки до городских ворот! – и сразу рванул вперед, не дожидаясь Геракла и Менекея.
Однако Менекей недаром считался первым бегуном среди младших учеников палестры – он очень быстро догнал Ификла, а потом и безнадежно перегнал.
Когда Геракл справился с ремешком и тоже подбежал к воротам, ему с ходу пришлось вмешаться в жаркий спор о том, честно ли выиграл Менекей этот забег, если Ификлу помешал бежать камешек, попавший в сандалию. Чтобы примирить спорщиков, Геракл предложил им пробежаться еще раз, но его брат сердито отказался, надулся и обиженно молчал до тех пор, пока они не дошли до конца улицы гончаров.
Тут Ификл встрепенулся и радостно заметил:
– Эйя, за пекарней Сотиона опять дерутся! Пошли посмотрим!
Добродушный пекарь Сотион давно отдал задний двор во владение своему сыну Антилоху,
Фратрия – объединение родов
Полемарх – военачальник, командующий всем войском
