я всему положу конец, падет несколько или несколько десятков голов, и будет тихо. Я не потерплю, чтобы эта чернь могла ворчать, когда я приказываю… Будет уж всего этого.
Сын выказывал величайшее почтение и умиление словами отца. Начатое и прерванное прощание снова продолжалось.
Фридрих целовал у отца руку. Камеристы, пажи и служба ожидали его в передней. Тут же стояли чиновники и духовенство, в числе которых был и падре Гуарини, осторожно спрятавшийся в уголок.
Король любезно прощался со всеми. Ловчему он поручил позаботиться о привезенных из Беловежской Пущи зубрах, которые паслись около Морицбурга, и сошел к экипажам.
Почтальоны сидели уже на лошадях, придворные спешили на назначенные им места, на дворе с непокрытыми головами стояли дворяне, городской совет и мещане, на которых король только взглянул и велел им сказать, чтобы они платили подати. Немного спустя во дворце и Дрездене было пусто и тихо.
Все могли отдыхать до тех пор, пока король не воротится и пока опять не начиналась барщина развлекания разочарованного во всем Августа.
В то время, когда весь двор в сопровождении отряда гвардейцев двинулся из дворца на мост, на дворе замка стоял еще одиноко экипаж, который должен был вести Брюля и его имущество. Государев фаворит, только что получив похвалу, сошел на двор, сладко задумавшись; здесь увидал он Сулковского, стоящего с мрачным лицом. Брюль быстро подбежал и схватил друга за руку. Они вошли в нижнюю залу.
На лице Брюля рисовались живое участие, горячая любовь, искренняя привязанность. Сулковский был холоден.
– Как же я счастлив, что могу еще раз попрощаться с вами, еще раз могу поручить себя вашей памяти и сердцу! – воскликнул он с чувством.
– Послушай, Брюль, – прервал его Сулковский, – я тоже припоминаю тебе наш договор; что бы ни случилось, – мы всегда будем друзьями!
– Разве нужно это напоминать мне, питающему к вам любовь, дружбу, уважение, благодарность?
– Дай же мне их доказательства.
– Я жду только счастливого случая, чтобы доказать вам это. Доставьте мне его – и я упаду вам в ноги, – прервал Брюль. – Я прошу, умоляю, граф! Любезный граф, я-то ваш, но вы не забывайте меня. Вы знаете, что у меня на сердце.
– Франциска Коловрат! – сказал, смеясь, Сулковский. – О, будьте спокойны, она будет вашей. На вашей стороне мать.
– Но она сама?
– Не бойся, ее никто не станет завлекать. Нужно обладать таким мужеством, как у тебя, чтобы рассчитывать на такое счастье.
– Меня уже обошло одно и побольше этого, – вздохнул Брюль.
Сулковский, смеясь, похлопал его по плечу.
– Ах ты, плут, неужели ты думаешь, что при дворе что-нибудь скроется? То, что ты называешь потерей, очевидный выигрыш. Мошинский ненавидит тебя не без причины.
Брюль горячо начал отрицать и поднял руки.
– Но… граф…
– Нечего
