подошли к дверям, Сулковский его провожал:
– Eh bien, à la vie et à la mort![22]
Они пожали друг другу руки, и Брюль сел в экипаж. В стороне стоял падре Гуарини в штатском сером длинном сюртуке и, сложив руки, благословлял дорогу. Брюль двинулся за своим государем в Варшаву.
Это было в первые дни февраля 1733 года. Утром вернулся Фридрих с охоты из Губертсбурга. Вечером была опера, и петь должна была неподражаемая Фаустина. Королевич, подобно отцу, был поклонником ее голоса и красоты. Она держала в руках весь двор, тиранила соперниц, прогоняла тех, которые имели несчастье не понравиться ей, а когда возвышала голос, то в зале делалось тише, чем в церкви, и если кто в это время чихнет, то мог быть уверен, что приобрел в ней непримиримого врага. Вечером шла «Клеофида», и королевич Фридрих радовался заранее.
Был послеобеденный час; надев богатый и удобный шелковый халат, королевич с трубкой в руке сидел в кресле и переваривал пищу с тем наслаждением, которое дает здоровый желудок и великолепная кухня.
Напротив него стоял Сулковский. Временами король посматривал на друга, улыбался и, не говоря ни слова, опять затягивался пахучим дымом.
Друг и слуга радостно смотрел на своего довольного господина и в молчании разделял его счастье.
Лицо молодого королевича сияло; по привычке, будучи счастливым, он говорил очень мало, а только размышлял, но о чем, никто никогда не знал. Иногда он поднимал опущенную голову и пристально всматривался на Сулковского, который отвечал ему взглядом; тогда он произносил:
– Сулковский!
– Слушаю!
Фридрих наклонял голову, и этим кончался разговор. Проходило четверть часа, королевич переменял вопрос и ласково звал его по имени, говоря по-итальянски. Граф отвечал, и опять наступало молчание.
Королевич говорил очень редко и то только тогда, когда было необходимо; он не любил ничего неожиданного. Жизнь его должна была плыть тихо, спокойно, без волнений и остановок.
Он особенно любил послеобеденные часы, в которые не принимал никого, исключая только близких и любимых им лиц. Утром он должен был принимать, слушать, кланяться, подписывать, иногда удивляться, время от времени немного посердиться. После таких усилий послеполуденный отдых был ему донельзя приятен.
Если в театре не было представлений, он шел вечером к Жозефине, слушал музыку мечтая, и день оканчивался ужином.
Никогда придворные не имели господина, который бы менее его нуждался в удовольствиях. Для него было вполне достаточным, чтобы один день походил на следующий, как две капли воды.
Как раз начинался послеобеденный кейф, и королевич курил вторую трубку, когда Сулковский, заметив что-то через окно, медленно направился к дверям. Глаза королевича последовали за ним.
– Сулковский, – тихо произнес он.
– Сейчас вернусь, – ответил граф, взявшись за ручку двери, и вышел в переднюю; здесь находились два пажа и несколько придворных.
– Без меня никого не впускать, –
Итак, на жизнь и на смерть!
