Варшавы?
– Не было ни одного.
– Следовательно, вы ничего не знаете?.. Королевич…
– Даже не догадывается, – сказал Сулковский и во второй раз пошел к двери, но, подумав немного, вернулся.
– Следует тотчас уведомить об этом королевича, – произнес он. – Но как это случилось?.. Король был здоров…
Брюль тяжело вздохнул.
– Шестнадцатого мы прибыли в Варшаву, – тихо сказал он. – Дорога была ужасная, местами лежал снег, местами же грязь и лужи. Король был усталый, утомленный, но, увидав Варшаву, он оживился, и лицо его просияло. С половины дороги мы послали туда курьеров, и потому там успели приготовиться. Приняли нас великолепно, несмотря на ужасную погоду, пушки гремели, навстречу вышел полк мушкетеров. Карета остановилась перед крыльцом Саксонского дворца. Выходя из экипажа, король ударился ногой о ступень лестницы, тем самым местом, которое всегда его беспокоило и где Вейсс отнял палец. Мы увидали, как он побледнел и оперся на палку. К нему бросились двое пажей, и так мы проводили его в комнаты, где его ждало духовенство, сенаторы и дамы. Король тотчас же сел и потребовал от церемониймейстера, чтобы сократили прием, так как он чувствует себя очень утомленным. Лишь только мы вошли с ним в спальню, он велел тотчас же призвать Вейсса и врача, жалуясь на боль и ощущая в ноге как бы огонь и влагу. Когда разрезали сапог, оказалось, что он был наполнен кровью. Вейсс побледнел, нога уже распухла и посинела. Несмотря на это…
– Говори скорее, – сказал Сулковский. – Кто-нибудь может уведомить королевича о твоем прибытии.
Брюль приблизился к нему.
– Граф, – сказал он, – мне кажется, что прежде, чем предпринять что-нибудь, нам нужно поговорить. Королевич горячо любил отца, а это внезапное известие… Не следует ли приготовить его?..
– Приготовить? Но как?..
– Я того мнения, – тихо прошептал Брюль, – что нам ничего не следует предпринимать, не посоветовавшись с королевой и Гуарини.
Сулковский взглянул на него с плохо скрытым неудовольствием.
– Но мне кажется, что королевич в данном случае не нуждается ни в помощи королевы, ни в духовных утешениях исповедника.
– По моему мнению… – начал Брюль, смутившись немного и посмотрев на двери.
В это самое время они отворились и вошел падре Гуарини. Трудно было догадаться, откуда он узнал о прибытии Брюля. Он подошел к нему с лицом печальным, несмотря на его обыкновенное выражение, которое ему трудно было изменить. Он протянул руки. Брюль, пожалуй, поцеловал бы одну из них, если бы не было постороннего свидетеля, теперь же он подошел и, наклоняя голову, сказал:
– Король умер.
– Eviva il re![23] – тихо отвечал Гуарини, поднимая глаза кверху. – Решения Господни премудры. Королевич знает уже?
– Нет еще, – сухо отвечал Сулковский, который посмотрел на патера не только не так покорно, как Брюль, но даже не особенно дружелюбно. Гуарини тоже, как бы нарочно, не обращался
Да здравствует король!
