и любви. Судя по скопившемуся народу, времени прошло не меньше получаса, а то и больше. Люди начали приходить в себя, а его подопечные перестав обниматься, вытирали заплаканные лица. Вея встала и закрыв руками груди, которые отчетливо выделялись через мокрое платье, пошла неуверенной походкой в сторону гомонящей толпы. Она не помнила, что произошло с ней после того как упала с мостка в воду, поэтому поведение людей ей казалось странным. Они расступались перед ней, а некоторые осеняли себя и её охранными знаками. От посёлка бежали ещё человек десять, среди них был её отец. Он долго тискал её в объятиях, а когда немного успокоился начал расспрашивать что случилось.
Получив совершенно невнятный ответ, Силур отправил свою дочь Вею домой, а сам пошёл выяснять, что же произошло. Односельчане говорили все сразу, перебивая друг друга, но всё же он понял главное, что его любимую дочку спас, недавно появившийся в поселении сын кузнеца Гора. Этот юнец оказался чуть ли не святым, он сначала долго бился с водяным и победил его, а когда вынес уже мёртвую Вею на берег, то с помощью какого-то ритуала смог её оживить. И это ещё не всё, самое удивительное произошло потом. Все кто находился поблизости от него, вдруг почувствовали такой прилив радости и счастья, что до сих пор находились под этим впечатлением. Их заплаканные лица были просветлёнными, глаза сияли и они этого совершенно не стеснялись. Силур, будучи старостой поселения, негласно являлся смотрящим от церкви. Обо всех подобных происшествиях он должен докладывать монаху в соседнем баронстве. Ещё ни разу не было повода для этого, ну а сейчас просто нельзя, чтобы об этом узнали монахи. Самое малое это сожгут его дочь и её спасителя, а могут и всех кто с ними близко общался. Этого допустить он не мог. Придётся убивать второго смотрящего, а что тот побежит докладывать, сомнений у него не было. Срочно нужно обсудить это с Гором, тот поймёт и не откажет. Определившись, Силур пошёл знакомиться с этим неординарным юношей. Он уже был наслышан о его странном времяпровождении и вызывал этим определённое беспокойство. Хорошо, что мастеровые соседнего барона, которым досталось от Грея, не стали жаловаться на него, а то бы пришлось прибегать к наказанию. За неуважение к людям барона могли всыпать плетей, а то и угнать работать в каменоломни на цикл и более. Официально поселение Двуречье не входило в баронство, как и десяток других, освоивших дикие земли на самой границе с запретными территориями. Но, а на деле барон вершил правосудие на всех освоенных землях прилегающих к его владениям и нёс за это ответственность. За Двуречье спросят естественно с него – с Силура и не факт, что пощадят. Он был единственный умеющий писать на несколько посёлков, а это давало возможность владеть информацией обо всей округе. Было и несколько надёжных человек, с которыми он был знаком ещё со службы в армии, в это маленькое братство входил и кузнец Гор. Задумавшийся Силур, подходя к Грэю, вдруг встал как молнией поражённый. И это не из-за того, что его средний сын лежал без сознания, он увидел на груди выжимающего свою рубашку Грэя, татуировку. Этот наколотый на левую грудь герб, принадлежал дому нового правителя протектората, перед ним стоял герцог.
