бой, видел во сне Россию и знал, что когда-нибудь вернется туда.
Тем временем у Марии Дмитриевны родилась дочь, чудесная веселая девчушка. Вик обожал сестренку Джуди, пел ей детские песенки про чебурашку, таскал в парк на аттракционы и читал перед сном стихи Агнии Барто, но Джуди больше нравился Мики Маус, а себя она называла не иначе, как Джуди-Мини. Родители говорили с ней по-английски.
Учился Вик легко, всё схватывал на лету. Записался в школьную команду по американскому футболу и уже через четыре года был ее капитаном. Футбольная слава и кошелек Дона Перри открыли перед Виком врата Гарварда. Он выбрал лучшее, что мог предложить этот храм американской творческой мысли, – Школу Инженерии и прикладных наук, отделение компьютерных технологий. Там Вик вступил в университетский клуб восточных единоборств, дошел до третьего дана каратэ годзю-рю и первого дана кэндо. Он завел роман с дочкой крупного финансиста и получил приглашение на стажировку в фирме у папаши. Все шло по накатанной колее, но однажды в мае, когда Вик после лекций кормил белок на дальней дорожке кампуса, к нему подошел седой, коротко стриженный мужчина лет пятидесяти спортивного сложения, с резкими, грубоватой лепки, чертами лица, и сказал по-русски:
– Вот ты какой стал, Витя. Не забыл еще своих?
– Не забыл, Сергей Федорович, – по-русски, без акцента, твердо ответил Виктор. – Я вас очень хорошо помню.
Он как будто бы вовсе не удивился, словно всю жизнь ждал этой встречи.
– Что ж, тогда пойдем, поговорим.
Они сидели в маленьком сквере и говорили. Виктор рассказывал о себе, о своей семье, о сестренке Джуди, о прелестях информатики, об особенностях американского футбола, о преимуществах Годзю-рю в сравнении с Сётоканом и Сито-рю, о своей девушке Полли, о ее крутом, но очень забавном папаше. Сергей Федорович внимательно слушал, изредка вставляя малозначащие вопросы, и оценивал. Он оценивал всё: манеру речи, смысловую наполненность, логику повествования, тональность, чувство юмора, лексическую базу и формулировку мысли, произношение, интонацию, внимание к реакции собеседника.
– What’s your second language, Vic?[15] – неожиданно поинтересовался генерал, любопытствуя, что выберет его собеседник: русский или английский.
– German, – не задумываясь ответил Виктор. – Certainly both English and Russian are my native tongues. I’ve been taking German at school and still keep оn brushing it up here. Three times a week. Heinz, my roommate at the dorm, he’s coming from Graz. Such a cool guy! I don’t like Shito-ryu, but he’s a real pro. I lost a fight to him last week. Have you ever been to Austria[16]?
Поймав лукавый взгляд Сергея Федоровича, Виктор слегка покраснел и снова перешел на русский.
– Извините. Это я так, по инерции. А немецкий я знаю вполне прилично: Хайнц говорит, что в Штирии мог бы преподавать фонетику.
– По-русски это имя звучит как Гейнц.
– Странно… Хотя, конечно, ведь Хайне тоже по-русски Гейне, да?
– Бесспорно. Ты не смущайся, это пустяки. Русский у тебя действительно родной язык. Молодчина.
– Какой у тебя второй язык, Вик? (англ.)
– Немецкий… Конечно, и английский, и русский – оба мои родные языки. Я учил немецкий в школе и здесь продолжаю его доводить. Три раза в неделю. Хайнц, мой сосед по комнате, он из Граца. Вот крутой парень! Мне не нравится Сито-рю, но он настоящий профи. На прошлой неделе я проиграл ему схватку. А вы когда-нибудь бывали в Австрии? (англ.)
