месте, как и тогда на войне, обвинила в некомпетентности. Никону захотелось съязвить. Спросить, к примеру – что такое оперантное научение? Или, какова ведущая деятельность восьмиклассника. Выяснить – кто здесь шарит. Не поймет. Тон поймет, а смысл – нет. Интерпретирует как агрессию. Как посягательство на свой статус. И так уже начала копать, капуста брюссельская. Никон подумал о неизбежности. Откуда берутся такие ограниченные мелочные люди? Почему мешают работать тем, кто может это делать? Ненависть к лжеметодистам, подменяющим здравый смысл непонятыми инструкциями, начинала кипятить кровь. Если человек методист на работе, то он и в жизни методист. Все знает и ничего не умеет. Сапожник без сапожной иглы. Никон сделал вдох, чтобы сдержаться. Выдохнул. Еще вдох. Сердце колотится.
Взгляд случайно упал на глянец планшета на столе. Красный график пополз вверх. Адреналин? Чей? Неужели? Если да, то он был завышен еще полчаса назад. А повода тогда не еще не возникло. Никон отложил вопрос о коррекции и ее смысле. Не время. Мысленно, усилием воли заставил график поползти вниз. Если это его кривая, должно сработать.
– Почему вы молчите? Вам есть что сказать?
Никон старался не пялиться на планшет. Смотрел то на карие, скрывающие усталость глаза пожилой девочки, то на прохожих за окном. Пожал плечами. Слова сейчас не только бесполезны, но могут быть и вредны.
– Тогда я скажу, – не дождавшись ответа, выдохнула мадам. – Вы не можете объяснить некоторые свои действия. Вы допускаете ошибки. Вы недостаточно точно придерживаетесь инструкций. Я, как супервайзер, должна помочь вам исправиться. Я должна понять причины. Либо это эмоциональное выгорание, либо у Вас есть какие-то личностные проблемы. Вы должны понять, что Мнемонет – это не место для научных экспериментов. Мы помогаем людям справиться с проблемами и жить полноценной жизнью. Мы не имеем права предпринимать шаги, выходящие за рамки дозволенного.
Никон сосредоточился на графике. Вербальное давление могло поломать с таким трудом налаженную положительную обратную связь. Кривая медленно, по пикселям, поползла вниз. Это, всетаки, был его график и он научился им управлять. Думать и дышать стало легче. Катрин в своем рассуждении, как это ни удивительно, сменив тон на более ласковый, перешла от частностей к общему:
– Не переживайте Никон, Вы не один такой. Я очень уважительно отношусь к вашему народу. Вы очень хорошие люди. Добрые. Щедрые. Веселые. Теперь конечно у вас большие проблемы. Статистика неумолимо ползет в пропасть. Но я помню, как было раньше. Я заметила, – вы эээ… не умеете следовать инструкциям. Вас сложно приучить к порядку. Вы не цените его. Вы все время его нарушаете, ищете чего-то нового, необычного. Всегда идете на поводу у странных, иррациональных идей. Возможно, эта глупость и привела к трагедии, с которой мы с вами боремся сейчас.
Проследив непроизвольно жадный взгляд порицаемого школьника, Мадам, не прерывая декламации, машинально схватила планшет, покрутила в руках и отложила в дальний угол. Зыбкая, с огромным трудом налаженная связь поломалась. Когда рассуждения о глупости горемычного народа, к которому строптивый
