и обжигаясь. Ставят посуду в стопку, и в те же плошки, не мытые неизвестно как давно, жирные и заросшие грязью, снова плещут варево, и руки новых голодных тянутся к кипятку. Люди грязные, тощие, со спутанными неопрятными волосами и синюшно-бледные. Ушедшие на восток выглядели куда лучше. Эти, скорее всего, здесь давно, и близки к тому, чтобы «выгореть», как и предупреждал Ками. По мнению Тоэля, некоторые не дошли бы живыми до берега. Они дышали через силу, не закрывая рта, кашляли надсадно и горбились, обхватывали себя руками, стараясь унять озноб. Их стертые в кровь ноги много раз промокали и покрылись нарывами и язвами, руки непрестанно дрожали. Жалкое и страшное зрелище.
Тоэль вжался в землю. Вот и сородич. Совсем молоденький, лет сто, как без крыльев – отметил опытным глазом разведчик. Бога из себя строит, недоносок. И ему действительно поклоняются! Голодные и сытые вперемежку, побросав плошки, на коленях ползли к чужаку, пытаясь целовать ноги. Выкрикивали невнятное слово, катящееся одним вздохом над толпой: нечто вроде «уго-йхо».
Молоденький айри подошел к одному из котлов, уже почти пустому. Знаком приказал вылить на землю остатки варева, с насмешкой проследил, как голодные дерутся и лижут вытоптанный грунт, через силу глотают смешанную с остатками пищи пыль. Котел не стали мыть, торопливо наполнили заново. Айри высыпал в холодную еще речную воду содержимое небольшого мешочка и пошел прочь, к своему жилью в центре лагеря. Ему снова кланялись, кое-кто бился в истерике восторга.
Тоэль скривился и пожал плечами. Вполне нормально для айри счесть себя высшими и использовать прочих, как скот. Живут, и ладно. Сдохнут от холода и недоедания – им найдется замена. Очевидно: не этими людьми здесь занимаются, не ради них установлен временный лагерь.
Они пришли сами. Некто – вожди, правители, князья, – прислали своих людей, и не просто так. С посольством, дарами или в обучение. Хотя спустившемуся на землю божеству можно отдать лучших воинов и по его требованию, дабы спасти прочих. Судя по деревне за скалами, гнев свой и силу боги уже проявили, наказав непокорных. Насилие – более простое и эффективное средство контроля, чем разумная договоренность и доброта, особенно для толпы. Ему ли не знать! Скольких он лечил и спасал, а помнят и уважают лишь наказание. Кэбира помнят, о нем слагают песни и легенды. Его восхваляют: ужасного, непобедимого, жестокого, вызывающего трепет – и восторг. Когда-то он не мог простить людям того, как легко они воспевают зло, возводят на пьедестал коварство и уважают кровожадную мстительность. Теперь успокоился. Слабым надо уметь прощать их слабость. А для дружбы выбирать сильных. Не мышцами, а духом. Вряд ли маленькая Миратэйя, Риэл или Джами станут поклоняться местным жестоким божкам. Даже безумие поддавшегося зову одаренного длилось не более нескольких часов. И, находясь в его власти, Ками не взял в руки меча, отведя непокорную руку и подсунув ей вместо оружия камень, куда более безопасный. А потом и вовсе выбросил меч и ножи, явно борясь с одолевающей
