своей беззубой улыбкой. – Впрочем, смею предположить, я мог бы дать вам несколько подсказок, если вы так горите желанием усовершенствовать ваше искусство.
Услышав это, Вюрмс нахмурился, но Глокта уже двигался дальше.
– А вы, должно быть, хаддиш Кадия?
Хаддиш был высокий и стройный мужчина с длинной шеей и усталыми глазами. На нем было свободное белое одеяние и простой белый тюрбан на голове.
«На вид он не богаче любого другого туземца из Нижнего города, но в нем явно чувствуется величие».
– Я Кадия, и я был избран народом Дагоски, чтобы говорить от их имени. Но я больше не зову себя хаддишем. Жрец без храма – не жрец.
– Сколько можно слушать про этот ваш храм? – заныл Вюрмс.
– Боюсь, вам придется об этом слушать, пока я сижу в этом совете. – Кадия снова перевел взгляд на Глокту. – Так, значит, у нас в городе новый инквизитор? Новый демон. Новый вестник смертей. Ваши дела меня нисколько не интересуют, палач.
Глокта улыбнулся.
«Сам признается, что ненавидит инквизицию, даже не увидев моих инструментов. С другой стороны, от его народа вряд ли можно ожидать любви к Союзу, ведь дагосканцы живут почти как рабы в собственном городе. Может быть, это и есть наш предатель? Или генерал?»
Генерал Виссбрук выглядел настоящим верноподданным, человеком, которому слишком сильное чувство долга и слишком слабое воображение не позволяют плести интриги.
«Однако немногие становятся генералами, не преследуя собственной выгоды, не подмазывая кого-то взятками, не скрывая каких-то секретов».
Корстен дан Вюрмс смотрел на Глокту с брезгливой усмешкой – как на грязный стульчак уборной, которым он вынужден воспользоваться.
«А может быть, он? Я видел тысячи таких заносчивых щенков. Он сын лорда-губернатора, но совершенно ясно, что он не верен никому, кроме самого себя».
Магистр Эйдер вся состояла из милых улыбок и любезности, однако ее глаза были тверды, словно алмазы.
«Или она? Взвешивает меня, как торговка неопытного покупателя. Она больше, чем просто женщина с хорошими манерами и слабостью к иноземным нарядам. Гораздо больше».
Даже старый лорда-губернатор теперь казался подозрительным.
«Не он ли? Так ли он слеп и глух, как пытается представить? Нет ли наигранности в том, как он щурится, как требует объяснить ему, что происходит? Может быть, он знает больше, чем все остальные?»
Глокта повернулся и захромал к окну. Прислонился к великолепной резной колонне, обвел взглядом изумительный вид, почувствовал тепло вечернего солнца на своем лице. Он уже чувствовал, как члены совета беспокойно ерзают в нетерпении избавиться от него.
«Интересно, много ли времени пройдет, прежде чем они прикажут калеке убираться из их замечательного кабинета? Я не верю ни одному из них. Ни одному. – Он мысленно ухмыльнулся. – Как и должно быть».
Корстен дан Вюрмс потерял терпение первым.
– Наставник
