шефство над младшими, после службы в армии пошел в милицию. Защищать порядок в родном городе, бороться с хулиганами, сажать преступников. «Вор должен сидеть в тюрьме! – возвестила бабка, подняв указательный палец кверху, потом вздохнула и добавила: – Но в нашей стране почему-то сидят хорошие люди, а все преступники гуляют на свободе».
– Ну не все… – заметила я.
И мягко вернула разговор к бывшему милиционеру Григорию Пахоменко. По словам бабки, осужден он был неправильно. Пришлось еще минут пятнадцать послушать про остающихся на свободе мерзавцев (в основном чиновников и их сыночков), по которым давно тюрьма плачет, про наших родных мужиков, которым мерзавцы жизнь ломают, а затем про их баб-предательниц. Последнее меня заинтересовало: историю-то осуждения Пахоменко я уже знала от Андрюши. Бабка же теперь сообщала что-то новенькое.
Гришина жена (шалава крашеная) недолго страдала от одиночества, потом стала украдкой встречаться с любовником. Но Людмила Никифоровна ее выследила, потом высказала все, что о ней думает. Гришина жена ответила: она, мол, баба молодая, ей каждый день надо, а Гришку закрыли на четыре года. И она благородно поступает: любовника в дом не водит. Людмила Никифоровна сообщила, что у Гришеньки со шлюхой Надькой две дочери четырнадцати и двенадцати лет.
– Хороший мужик в тюрьме сидел, а эта шалава шлялась!
Примерно года через два после осуждения Гриши Надька все-таки привела хахаля в дом – на постоянное место жительства. По словам Людмилы Никифоровны, Надька-шалава купилась на деньги.
Гриша в тюрьме ничего не знал о происходящем дома. Надька ходила к нему на свидания и ничего не рассказывала. А тут он вышел – и…
Людмила Никифоровна, предполагавшая, что Григорию потребуется помощь после выхода из тюрьмы, была наготове. Тут же забрала его к себе, выделив маленькую комнату. Она уже давно собиралась ее кому-то сдать, но ведь не пустишь же в дом чужого человека? А Гриша – почти родной, сын подруги. Запой пройдет – на работу устроится, Людмиле Никифоровне помогать будет. А то на пенсию не прожить.
– А вы одна живете? – уточнила я.
– Одна, – кивнула собеседница. – Сын у своей шалавы.
Описание собственной невестки почти в точности повторяло описание шалавы Надьки. Невестке, правда, досталось побольше. Я поняла, почему ее сын с женой проживают в другом месте.
Но мне все-таки хотелось поговорить лично с Григорием Игоревичем. Поэтому я спросила у Людмилы Никифоровны, нельзя ли все-таки разбудить Гришу.
– Пошли, – бабка поднялась из-за стола. – Помогать будешь. Я убедилась: ты – девушка приличная, в газету статьи пишешь, по телевизору выступаешь, наши все тебя во дворе знают. Ох, нашим интересно будет, что ты ко мне приходила, – повторила она. – Я всем расскажу. А ты замужем?
– Почти, – ответила я туманно и легонько подтолкнула Людмилу Никифоровну в сторону комнат.
– Гришенька, к тебе девушка
