нимся не в Италии: там, чтобы развестись, потребуется четыре года и две тысячи евро.
За окном – московский полуденный полумрак. Кружатся снежинки. Я одета не совсем по погоде – на мне розовый летний костюм. Я же теперь безработная и не могу себе позволить свадебное платье. Туфли по-осеннему желтые. Они гармонируют с желтыми волосами. Так уж неудачно меня покрасили в районной парикмахерской, не перекрашиваться же.
Гости расчехляют фотоаппараты, обмахиваются букетами и бросают на нас любопытные взгляды. Гости – это мой папа, двоюродный брат Харитон, школьные друзья Саша и Оксана с отпрысками. Последними влетают две фурии в черном: моя лучшая подруга Лена Колено и ее дочь Зойка.
Со стороны жениха – никого.
На мою группу поддержки с плохо скрываемым раздражением смотрит Алла Дмитриевна Райская, которая будет нас женить. Я знаю, как ее зовут, потому что именно она месяц назад принимала у меня документы для бракосочетания. Трудно забыть табличку «А.Д. Райская» (советские родители-атеисты весело пошутили). Тогда мне тоже было очень страшно – казалось, что остальные пары, молодые и красивые, будут хихикать надо мной, сорокалетней невестой без жениха. Но в очереди сидела старушка с двумя мужьями (так случайно получилось, волновалась она, и порывалась всем рассказать свой юридический казус), глубоко беременная пара и девушка, как я – с женихом-иностранцем, только еще и сидящим в тюрьме. Я приободрилась и, хотя А.Д. Райская смотрела на меня свысока и придиралась к каждой закорючке, вылетела из загса с датой собственной свадьбы в зубах.
Сейчас Алла Дмитриевна сияет так, что больно глазам: на ней алый костюм с искрой, блестящие колготки и лаковые туфли на шпильках. По-английски такие туфли называются stiletto, потому что острым каблуком, как и стилетом, вполне можно убить человека. У меня тоже такие есть, и вчера мой будущий муж интересовался, не собираюсь ли я надеть их на свадьбу. «Нет, дорогой, не собираюсь», – ответила я и мысленно содрогнулась.
Да, так получилось. Лысина моего будущего мужа маячит где-то в районе моего плеча. Он – итальянец, старше меня на десять лет и ниже на двадцать сантиметров. И я не из тех девушек, что стремглав сбегают из-под венца. Нервы у меня железные, вот только кошки на душе скребут.
В воздухе разлито недоумение. И как я дошла до жизни такой? Ведь все у меня было хорошо и правильно. Квартира. Машина. Друзья. Путешествия. А главное – работа: отдельный кабинет, за сидение в котором я получала стабильно растущую зарплату. Если в начале карьерного пути я радовалась тому, что в Европе есть магазины дешевле, чем в Москве, то теперь я радовалась тому, что в Европе есть дорогие магазины и они все равно дешевле, чем в Москве. У меня завелись костюмы, пара вечерних платьев, несколько рядов туфель на каблуках и домработница, которая все это гладила и чистила. О существовании районной парикмахерской я даже не подозревала. В обеденный перерыв отправлялась в фитнес-клуб с бассейном, после которого меня по очереди дожидались гламурный стилист Егор-зайка, маникюрша Валечка и тайская массажистка Ёк, а если мне хотелось еще и поесть, то я звонила на работу и говорила строгим голосом: «Я на встрече, задержусь. Рассчитываю увидеть у себя на столе цифры за прошлый квартал», ну или что-то в этом роде.
Сильнее всех недоумевает мой папа. До сих пор он только и делал, что хвастался: Надя окончила школу с золотой медалью, Надя поступила в МГУ, Надя купила машину, Надю назначили начальником отдела, Надя отправилась в круиз, Надя едет на семинар в Рио-де-Жанейро, Надя получила премию и поменяла машину.
И вот два месяца назад поступательно-карьерное движение вперед резко застопорилось, и покатилась папина девочка по наклонной плоскости. Новости я выдавала ему маленькими кусочками. Сначала сообщила, что уволилась. Папа почти не волновался: был уверен, что меня пригласили в компанию покруче. Однако когда я продала машину и перестала ходить на тайский массаж, он не на шутку растревожился. И тут я ему сообщила, что выхожу замуж.
Это был, конечно, шок. Никто на это уже давно не надеялся! В том числе и я.
Конечно, время от времени у меня появлялись бойфренды. Но я их с папой не знакомила, потому что о том, чтобы завести дома какое-нибудь живое существо на постоянной основе, хотя бы хомячка, не могло быть и речи. У меня даже пластмассовые цветы и те вяли! Какой муж?! Куда его деть? И главное, когда им заниматься? Личная жизнь никак не вписывалась в мое жесткое расписание. Пятидневная рабочая неделя – «понепятница» – с десяти до «пока пробки не рассосутся». Вечер пятницы – друзья, клубы, пляски на столах и прочие излишества. Суббота – сон до вечера, потом легкий шопинг или кино. Воскресенье – все те процедуры, которыми я не успела заняться на неделе (мезотерапия, фотоэпиляция, бионаращивание роговых отростков, и что там еще я успела вычитать в свежей прессе).
Деликатный папа так формулировал мою позицию, защищая меня перед назойливыми родственниками: «Надя – не тот человек, чтобы жертвовать карьерой ради семьи». В оптимистические моменты я тоже так считала, но гораздо чаще думала грустную думу:
